"Уильям Голдинг. Хапуга Мартин" - читать интересную книгу автора

Я должен поддерживать в теле жизнь. Обеспечивать водой, пищей, укрытием. И
не важно, хорошо или плохо у меня получается, главное, чтобы вообще
что-нибудь получалось. Пока нить жизни не оборвалась, она будет связывать с
прошлым, несмотря на чудовищную паузу. Вот пункт первый.
Пункт второй. Я должен приготовиться к болезням. Подвергая тело таким
лишениям, нельзя ждать, что оно, бедное, станет вести себя так, будто его
холят и лелеют. Нужно быть начеку. При первых же симптомах - лечиться
немедленно.
Пункт третий. Следить за психикой. Ни в коем случае не прозевать, если
начну сходить с ума. А все к тому идет - нужно быть готовым, могут появиться
галлюцинации. Вот где надо бороться за себя, и я буду говорить вслух, даже
если сам себя не услышу. В обычной обстановке сам с собой вслух говорит
только псих - первый признак. Но здесь это лишь доказательство того, что я
существую.
Пункт четвертый. Спасение погибающего - дело самого погибающего.
Главное - быть на виду. У меня нет даже палки, чтобы нацепить на нее
рубашку. А ведь могут пройти мимо скалы и даже бинокль в ее сторону не
повернут. Но увидят скалу - увидят и моего гнома. Поймут, что кто-то его
соорудил, подойдут и снимут меня отсюда. Все, что от меня требуется, -
существовать и ждать. Владеть ситуацией.
Он пристально посмотрел на море. И немедленно обнаружил, что снова
видит его сквозь окно. Он находился внутри собственного тела, вверху. Над
окном обзор был ограничен пересечением накладывающихся друг на друга складок
кожи и полоской волос - бровями. Очертания или тени двух ноздрей разделяли
окно на три просвета. Но ноздри были прозрачны. С правой стороны свет
проступал сквозь дымку тумана, и все три просвета сходились внизу в один.
Опуская взгляд, он видел поверхность над щетинистой изгородью на небритой
верхней губе. Непроницаемая темень за окном распространялась по всему телу.
Он наклонился вперед, чтобы выглянуть за пределы оконного переплета, но
переплет переместился вместе с ним. Насупив брови, он на мгновение изменил
его форму. Все три просвета слились на горизонте. Хмурясь, он сказал себе:
- Обычная практика выживания. Ничего тут странного нет.
И, помотав головой, принялся за дело. Обратил окно на собственное тело
и придирчиво оглядел кожу. Над шрамами появились большие красноватые
участки.
- Обгорел!
Он схватил нательную рубаху, натянул на себя. Ткань, как ему
показалось, почти высохла, и он влез в кальсоны. Прозрачные окна
превратились в обычное зрение. Он собрал документы, сложил в книжечку -
удостоверение личности и, убрав весь пакет в карман куртки, прошелся по
вершине скалы, проверяя, высохла ли одежда. На ощупь она оказалась не
столько сырой, сколько тяжелой. В ней уже нечего было отжимать, пальцы
оставались сухими, но в тех местах, где он ее приподнимал, на камнях темнели
влажные следы, медленно исчезавшие на солнце.
И сказал себе глухо, словно сквозь промокашку:
- Сапоги я зря скинул.
Шагнул к плащу и, опустившись на колени, стал его осматривать. Потом
вдруг принялся за карманы - почему-то он о них совсем забыл. Извлек
зюйдвестку, с которой стекала вода, и насквозь промокший подшлемник.
Разгладил зюйдвестку, отжал подшлемник. Разложил их на камнях и сунул руку в