"Уильям Голдинг. Хапуга Мартин" - читать интересную книгу автора

пятно, словно кто-то припечатал его рукой, опущенной в краску.
Он осмотрел руки. Правый локоть распух и онемел, вокруг виднелось еще
несколько синяков. Тело в разных местах покрылось пятнами, и, хотя кожа не
была повреждена, все было в кровоподтеках. Он осторожно ощупал щетину на
лице. Правый глаз заплыл, и щека была горячей и твердой.
Он поднял нательную рубаху и попытался отжать ее, но она настолько
пропиталась влагой, что сразу это не удалось. Пришлось прижать один край
скрученной рубашки левой ногой, а другой отжимать обеими руками. Выступившая
вода потекла на камень. Такую же операцию он по очереди проделал со всей
остальной одеждой и разбросал ее сушиться на солнце. Усевшись рядом с
гномом, он пошарил в кителе и извлек оттуда пачку размокших документов и
коричневую книжечку. С нее сошла краска, оставив пятна на бумагах, которые
теперь были словно покрыты ржавчиной. Разложив их вокруг себя, он принялся
за другие карманы. Нашел два пенса и флорин. Сложил их кучкой возле гнома.
Достал из кармана плаща нож на ремне и повесил на шею. Покончив с этим,
протянул руку к маленькому коричневому диску, свисавшему с шеи на белом
шнуре, и слегка его потянул. Лицо скривилось в усмешке. Он поднялся и стал
пробираться по камням к запруде с питьевой водой. Опустился у края,
наклонился к воде. Снизу поднимались красные кольца, напоминая о другом
конце запруды, перегороженной камнями и залепленной илом. Сдерживая дыхание,
он осторожно отступил.
И снова полез, преодолевая впадины, к нижнему краю скалы. Вода стояла
невысоко, и поверхность утесов была покрыта толстым студенистым слоем из
живых существ. Там, возле самой кромки, где он остановился, его еда подсохла
и что-то бормотала, издавая бесконечные слабые хрипы. Водоросли над
ракушками были прозрачными и светло-светло-зелеными. Он перебирался от одной
точки опоры к другой, морщась от боли, когда ноги натыкались на острые края
ракушек. Попытка отодрать мидии не увенчалась успехом. Пришлось выкручивать
их и выдирать, словно он выламывал и выворачивал кости из суставов, отделяя
от сухожилий. Он перебрасывал мидии через голову, и они, описывая дугу, со
стуком падали на скалу. Он трудился изо всех сил среди острых ракушек,
зависнув над зыбящейся внизу водой, пока ноги не задрожали от напряжения.
Потом взобрался на утес, передохнул, вернулся назад и отковырял еще
несколько мидий. Среди его улова, разбросанного по скале, некоторые ракушки
достигали четырех дюймов в длину. Он сел и, задыхаясь на солнце, принялся
возиться с мидиями. Справиться с ними было потруднее, чем с красными
леденцами, - створки были сжаты и склеены настолько прочно, что некуда
просунуть лезвие ножа. Он положил мидию на камень и стал колотить по ней
рукояткой - бил, пока не треснул панцирь. Извлек из ракушки ее многослойное
содержимое и отвернулся, глядя на море.
- Бельгийцы же едят.
Он заглотнул мякоть. Сжав зубы, раздробил следующую ракушку. Вскоре на
высохшем камне образовалась кучка желтовато-белого сырого мяса. Он двигал
челюстями и, отвернувшись, смотрел на горизонт. Заплывший правый глаз чуть
подергивался. Он съел все и, когда, пошарив рукой вокруг, убедился, что
кучка иссякла, спустился с утеса и набрал еще мидий. Каждую из них он
вскрывал резким, направленным вниз ударом ножа. Покончив с мидиями, он
оторвал от скалы несколько красных леденцов и запихнул их в рот. И уже не
различая, где красное, где зеленое, взял пучок зеленых водорослей и сжевал
их, как лист салата. Вернувшись к запруде с пресной водой, он протиснулся в