"Уильям Голдинг. Хапуга Мартин" - читать интересную книгу автора

- Чего ради?
- Чтобы попасть на небо.
- В пустое место?
- Как умирать... чтобы попасть на небо.
- Нет уж, спасибо. Не будь ты ребенком, Нат.
- Я знаю, ты сумеешь. А я...
Что-то менялось в лице Ната. Он снова повернулся к нему. Щеки горели
болезненным румянцем. Глаза угрожающе выпучились.
- А я... у меня предчувствие. Пожалуйста, не смейся - У меня такое
чувство, можно сказать, я знаю.
Он перевел дыхание. Шаркнул ногами по полу.
- Можно сказать, я знаю, как важно именно тебе понять, что значит
попасть на небо... что значит умирать... Потому что пройдет несколько лет...
На какое-то время наступила тишина, он испытал двойное Потрясение. За
иллюминатором перестали отбивать склянки, словно все звуки прекратились
одновременно с голосом. Кончик сигареты злобным жалом вонзился в руку, боль
от ожога перекинулась в шар. Вскрикнув, он стряхнул пепел. Затем растянулся
на полу, пытаясь нашарить окурок под креслом, испытывая неудобства,
натыкаясь на неровности пола. Пока он так лежал, слова преследовали его,
вызывая звон в ушах, приводя в смятение, заставляя сердце колотиться от
внезапного ужаса понимания, словно оно, задыхаясь, произносило слова,
недосказанные Натаниелем.
- ...Потому что пройдет несколько лет, и ты умрешь.
В страхе и ярости он выкрикнул навстречу непроизнесенным словам:
- Ты кретин, Нат! Идиот, кретин несчастный!
Слова эхом отозвались в расселине, и он рывком оторвал руку от рукава
плаща. Снаружи совсем рассвело, светило солнце и гомонили чайки.
Он заорал:
- Шиш вам, не умру! Не умру!
Он быстро выполз из щели, поднялся во весь рост. Море и небо были
темно-синими. Солнце стояло достаточно высоко и, отражаясь в воде, не
слепило. Он ощутил на лице лучи, провел обеими руками по заросшим щетиной
щекам. Быстрым взглядом окинул горизонт и двинулся вниз. Повозился с
брюками, зачем-то стыдливо оглядываясь. И впервые с того момента, как
очутился на скале, разразился презрительным смехом, от которого изменилось
выражение его заросшей щетиной маски лица. Он подошел к гному и пустил
струю, словно поливая горизонт из шланга.
- Джентльменов просят перед уходом привести одежду в порядок.
Повозился с пуговицами плаща, с яростью сдернул его. Потянул за тесемки
под курткой, развязал спасательный пояс, сбросил с себя то и другое. Свалив
тяжелую, намокшую одежду в кучу, он стоял над ней, опустив глаза. Глядел на
две волнистые полоски из золотого шнурка на каждом рукаве, на позолоченные
пуговицы, на черную мягкую ткань кителя и брюки. А потом скинул и все
остальное: китель, шерстяной свитер, черный бумажный свитер, рубашку, нижнее
белье; стянул с себя длинные гольфы, носки, трусы. Стоя неподвижно, он
изучал собственное тело - там, куда доставал взгляд.
Ноги настолько разбухли от влаги, что, казалось, утратили форму. На
одной из них большой палец посинел и почернел от ушиба и засохшей крови. Оба
колена сплошь в синяках, переходящих в раны, - не ссадины или царапины, а
содранная до мяса кожа - величиной с шестипенсовик. На правом бедре синело