"Уильям Голдинг. Хапуга Мартин" - читать интересную книгу автора

трещины. Мысль о том, что он должен презреть боль, возникла и угнездилась в
центре его существа, его тьмы - там, где от этой боли невозможно было
укрыться. Он открыл глаза, вопреки нестерпимому присутствию иглы, и взглянул
вниз, на свои побелевшие руки.
- Укрытие. Найти укрытие. Не то все, крышка.
Он осторожно повернул голову и посмотрел вверх. Теперь выступающие
части скалы, о которые он ударялся при спуске, были отчетливо видны,
составляя единое целое. Но одномоментно он мог охватить взглядом лишь
отдельные куски поверхности, проплывающие перед глазами, когда игла, пронзая
болью, исторгала из них влагу. И снова заставил себя карабкаться по скале.
Ветер стих, но сверху все еще хлестали струи дождя. Добрался до следующего
утеса, преодолев высоту столь незначительную, что, вытянув руки, ничего не
стоило взять это препятствие, но ему пришлось затратить массу сил на
приготовления и обдумывание, как соединить непослушные части тела. Некоторое
время он лежал там, вглядываясь в потоки воды, возникавшие и пропадавшие
высоко над скалой. Солнце стояло прямо над верхней ее частью, там, где его
дожидались белые расселины. Свет сражался с тучами, с завесой дождя и
тумана; вокруг скалы парили птицы. Солнце светило тускло, но глаза слезились
еще сильнее. Сощурившись, он вскрикнул от внезапно пронзившего укола иглы.
Сначала он полез на ощупь, потом приоткрыл один глаз, оглядывая трещины и
канавы, в которых ничего не белело. Он перетаскивал ноги над разбитыми
краями расселины, словно они принадлежали не ему, а кому-то другому. И вдруг
одновременно с уменьшившейся болью в глазу вернулось ощущение холода и
смертельной усталости. Он плашмя свалился в какую-то щель, предоставив тело
самому себе. Леденящий озноб подобрался совсем близко, - так близко, что
проник под одежду, под кожу.
Озноб и усталость внятно убеждали его: отступись, лежи тихо. Отступись
от мысли вернуться, от мысли выжить. Брось, не цепляйся. В этих белых телах
нет ничего привлекательного, ничего волнующего: лица, слова - все это было
совсем не с тобой - с другим человеком. Час на этой скале - целая жизнь. Что
тебе терять? Тут ничего нет, кроме мучений. Брось. Не цепляйся.
Тело снова принялось ползти. И не из-за того, что мышцы и нервы еще
сохранили силу, отказываясь признать поражение. Нет, скорее дело было в том,
что голоса, которыми с ним разговаривала боль, напоминали волны,
разбивающиеся о борт корабля. Посреди картинок, боли, голосов существовала
некая реальность, нечто подобное стальному стержню, что - он и сам не мог ни
понять, ни объяснить, но без этого все остальное утрачивало смысл. Во тьме,
в его черепе, существовал некий Центр, тьма тьмы, самосущая и нерушимая.
- Укрытие. Найти укрытие.
И центр принялся действовать. Превозмогая боль, причиняемую иглой, он
огляделся по сторонам, собрался с мыслями. Решил, в какую сторону ему лучше
ползти. Отметил и отверг десятки мест, прокладывая путь ползущему телу.
Приподнял светящееся окно под сводом черепа, перемещая свод из стороны в
сторону, подобно тому как медленно вращает головой гусеница, пытаясь
дотянуться до нового листка. А когда тело приближалось к возможному месту
укрытия, вращение головы не прекращалось, а становилось быстрее, опережая
медленный ход мыслей.
Сбоку у одной из продолговатых выемок лежал отколовшийся кусок скалы.
Между этим куском, ее стенкой и дном образовалась треугольная впадина.
Внутри растеклась дождевая вода, но без белой жижи. Впадина уходила вниз и в