"Уильям Голдинг. Хапуга Мартин" - читать интересную книгу автора

листьями и зеленые сплетения водорослей. Белые камушки вели в темный угол.
Над всем этим блестела пленка воды, откуда-то падали капли, образуя тут и
там подернутые рябью лужицы или струйками просачиваясь между водорослями. Он
стал штурмовать гальку, опираясь о скалу и подтягивая ноги. Только теперь он
впервые их разглядел - далекие белые колоды, которые гольфы превращали в
толстые медвежьи лапы. Но это его ноги, и, значит, он существует! Он опустил
левую руку пониже уха и с усилием подтянулся. Плечо чуть приподнялось.
Оттолкнулся ногами, подтянулся на руках. Спина втиснулась в угол между
просачивающимися сквозь водоросли струйками. Голова уже была наверху. Уперев
обе руки в правое бедро, он подтянул его к груди и то же самое проделал и с
левым. Теперь он затащил в угол всего себя и взглянул на облепленные галькой
колени. Рот снова раскрылся.
В конце концов, что касается гальки, ее было не так уж и много.
Человеческое тело во всю длину или чуть меньше разместится в треугольнике из
камушков под тенью скалы. Они заполняли расселину и были твердыми.
Он отвел глаза от гальки и устремил взгляд на воду. По сравнению с
открытым морем здесь она выглядела почти спокойной; а причиной тому была
скала, вокруг которой его не так давно швыряли волны. Теперь он мог
разглядеть ее поверхность. Она была такой же серой и маслянистой, как вода,
вся в морских уточках и пене. Натыкаясь на скалу, волны одна за другой
обтекали ее, глухо ударялись по обе стороны расселины; все же между ним и
маслянистой скалой оставалось несколько ярдов чистой, зеленой воды. А за
скалой - лишь дымящаяся гладь моря, пронизанного водянистым солнечным
светом.
Он закрыл глаза, не обращая внимания на картинки, которые появлялись и
исчезали за опущенными веками. Вялое движение разума заклинилось на одной
мысли. Внутри его тела существовал крошечный огонек, почти угасший, но
совершенно непостижимо все еще, вопреки всему Атлантическому океану,
теплящийся. Он сознательно прикрывал этот огонек своим телом и всячески его
лелеял. Пусть даже слабую искорку, не более. А в мозгу сами собой возникали
бессвязные картинки и пустые слова.
Где-то наверху, перекрывая шум ветра, долгим, протяжным криком зашлась
чайка. Он отвлекся от мысли о тлеющей искре и снова открыл глаза. На этот
раз он настолько овладел собой, что сумел охватить взглядом все окружающее
пространство. Над ним с двух сторон в рамке яркого света возвышалась скала -
в солнечных лучах и облаке водяной пыли. Ровными валами накатывала зыбь,
принося вместе с подсвеченными волнами собственную дымку тумана. Он повернул
голову в сторону и поднял глаза ввысь.
Наверху, куда не дотягивались водоросли и блюдечки, поверхность скалы
была глаже, а края сближались. На вершине виднелась расселина, в которую
проникал дневной свет; казалось, там застряло облако. Пока он смотрел, в ней
промелькнула чайка, что-то прокричавшая навстречу ветру. Он почувствовал,
что ему больно и трудно глядеть наверх, и перевел взгляд на собственное
тело, на два бугра, которые оказались коленями, скрытыми под плащом и
курткой. Вперил глаза в пуговицу.
Рот закрылся, опять открылся. Испустил какие-то звуки. Он выстроил их,
и получились слова:
- А, старая знакомка! Тебя пришил еще Натаниель. Дал ему такое задание.
Сказал: вот предлог убрать тебя с жилой палубы и дать немного передохнуть.
Глаза снова закрылись, и он скрюченными пальцами ощупал пуговицу.