"Уильям Голдинг. Хапуга Мартин" - читать интересную книгу автора

плеснуло в раскрытый рот. Выражение лица не изменилось, но его начало трясти
крупной, пронизывающей с головы до ног дрожью. Белая рука двигалась
взад-вперед, совпадая с движениями тела, и ему казалось, что трясется
галька. Упираясь в щеку, голыши причиняли ноющую боль.
В голове возникали и пропадали картинки, но, маленькие и далекие, они
не беспокоили его. Белое женское тело во всех подробностях, тело мальчика;
театральная касса, мостик на корабле, горящие неоновым светом слова команды
на фоне далекого неба; долговязый тощий человек, смиренно стоящий в темноте
наверху у трапа; другой, болтающийся в море, как стеклянный матросик в банке
из-под варенья. Выбирать было не из чего: только камушки и картинки. Вперед
лезли то одни, то другие. Иногда картинка полностью накрывала собою гальку,
как бы становясь окном, глазком в другой мир или другое измерение. Иногда
слова и звуки обретали четкие очертания, словно отданная криком команда. Они
не вибрировали и не исчезали, а, возникнув, оставались твердыми и прочными,
как галька. Некоторые маячили внутри черепа, за надбровной дугой и едва
различимым носом, погруженные в непроглядную тьму над обжигающей, давящей
болью. Скользя по ним взглядом, можно было что-то за ними разглядеть.
Тело ощутило прилив холода. Он сползал по спине между сбившимися слоями
одежды. Это был воздух, который обжигал холодом, как медленный огонь.
Ощущение прошло почти незаметно, но вернувшаяся волна наполнила рот, и он
задохнулся, нарушив ритм сотрясавшей тело дрожи.
Он стал экспериментировать. Оказалось, он в силах подтянуть одну ногу,
потом другую. Рука медленно поползла над головой. Напряг мозг и пришел к
выводу - где-то с другой стороны находится вторая рука, и он послал туда
сигнал. Отыскав руку, пошевелил кистью. Пальцы были на месте, в этом он
убедился, но не потому, что смог ими подвигать. Просто, надавливая на
окоченевшие кончики, он чувствовал, как они перемещают невидимую гальку.
Сблизив обе руки и ноги, он стал делать плавательные движения. Приступы
дрожи, вызываемые холодом, помогали ему. Теперь дыхание стало неровным и
быстрым, а сердце учащенно заколотилось. Бессвязные картинки исчезли.
Осталась одна галька, издаваемые ею звуки и удары сердца. Мелькнула какая-то
полезная мысль. Она не могла принести непосредственную физическую пользу, но
частично вернула ему способность воспринимать себя как личность. Он
попытался облечь ее в слова, но тщетно, мешали зубы.
- Верно, я столько же весил бы на Юпитере.
И тут он сразу понял, в чем дело. Его тело весит не больше, чем
всегда, - просто оно обессилело, а сам он пытается вползти на маленький,
усыпанный галькой склон. Он приподнял свое изрытое галькой лицо, уперся
коленями в твердую поверхность. Зубы со скрипом сомкнулись. Теперь надо
подождать, когда грудная клетка, наполнившись воздухом, расширится и сумеет
оторваться от гальки, и, совместив это движение с медленной дрожью тела, тем
самым облегчить себе тяжкий путь наверх. Волны, разбиваясь у ног, отступали
все дальше и дальше. Когда становилось совсем невыносимо, он останавливался
и ждал, задыхаясь, пока не вернется ощущение реальности. Вода уже не лизала
ноги.
Левая рука - та, что была не видна, - до чего-то дотронулась. Это
что-то не звякнуло и с места не сдвинулось. Он повернул голову и взглянул
вверх из-под надбровной дуги. Перед глазами возникло нечто серовато-желтое в
щербинах и выбоинах, с вкраплениями красных комков слизи. В каждой ямке
желтели зонтики раковин-блюдечек. Над ними нависали коричневые ветки с