"Уильям Голдинг. Бумажные людишки " - читать интересную книгу автора

- Шпурли. Водопад. Сейчас мало снега, и он еле виден. Он берет начало
вон в той долине, где наша армия проводит учения...
- Там? Немыслимо!
- Правду сказать, я там был. И бываю каждый год. Я же майор. Теперь -
настоятельная рекомендация. День или два вам не следует ходить на прогулки.
- Вы хотите сказать, что мне нужно акклиматизироваться?
- Сразу видно британца, разве нет? Наши американские гости говорят
"акклиматироваться".
- Но я же был в Цюрихе.
Управляющий сделал презрительный жест, словно различие между Цюрихом и
Ла-Маншем столь ничтожно, что и говорить не о чем.
- Тем не менее вы уже не слишком молоды, мистер Баркли, и вам следует
отдохнуть пару дней.
- Постараюсь не забыть.
- А такой вид перед глазами, надеюсь, послужит источником, скажем так,
вдохновения, и вы нас одарите выдающимся творением, сэр. Вот звонок. Всегда
к вашим услугам.
Управляющий откланялся. Я сделал шаг вперед. Я не смотрел вниз,
прислонясь к перилам, - на такой жест способны только герои. Я оттащил
шезлонг подальше от перил, закутался в стеганое одеяло из спальни, вытянул
ноги и наслаждался видом. Он все менялся, открывая новые и новые
причудливые фантазии из снега и камня. Появлялись склоны, где явно имелись
пещеры, а черная скала, с которой стекал Шпурли, превращалась в серую,
затем в бурую. Я лежал, давая природе удивлять себя. Ей это удалось в
некоторой степени. Ибо управляющий, разумеется, был не прав. Я побывал в
слишком многих местах, навидался всякой экзотики выше головы. Как бы там ни
было, величественные виды ни разу не вдохновили писателя или художника. Они
лишь служили оправданием для ничегонеделания. В лучшем случае
восхитительный вид остается в памяти писателя. Он отпечатывается там. Вот я
и смотрел, как появляются пики на заднем плане, а потом ближайший из них
оказался белым облачком. Но мы же видели такие сцены, видели Гималаи, Анды,
Сахару, штормы на море, безоблачные, безлунные ночи, не отравленные
городской подсветкой, видели чудеса подводного мира и тропические джунгли -
ха и так далее. Что действительно нужно писателю, так это каменная стена,
желательно глухая, чтобы через нее не было видно естественного пейзажа. Я
понял, что еще неделя пропала впустую.
Тем не менее, размышляя обо всем этом и попивая "доль", я наблюдал
швейцарский пейзаж несколько часов подряд. Неужели я все-таки романтик,
спросил я себя. Вряд ли. Романтика никуда не ведет, удовольствие - это
конец самого себя, оно не приносит возвышенных, духовных мыслей. Высшая
степень гедонизма - человек, который становится своими собственными
глазами. К концу дня "доль" и избыток кислорода сделали свое дело - я
уснул.
Проснулся я, когда солнце садилось за западным краем балкона. Голова
была ясной, хотя я и опорожнил бутылку "доля". Неужели из-за открывающегося
вида? Мне пришла детская идея добавить строфу к стихотворению Шелли, воспев
горы как лекарство от gueule-de-bois*, вроде Шартрского собора. При этой
мысли душевная пустота от общения с Матерью Природой заполнилась
потребностью выпить. Я выбрался из-под одеяла, сходил в туалет и занялся
поисками бара, который оказался недалеко. В наказание себе за "доль" я