"Уильям Голдинг. Чрезвычайный посол [И]" - читать интересную книгу автора

При виде катапульты Мамиллия передернуло, но, вспомнив поведение Фа-
нокла, он невольно рассмеялся. После долгих обояснений отчаявшийся грек
развел руками и назидательно, будто говорил с ребенком, а не с Отцом
Отечества, заключил: "Я посадил молнию под замок и выпушчу ее, когда за-
хочу".
Часовой задремал у катапульты и, увидев Мамиллия, сообразил, что пой-
ман с поличным; он попытался развязной болтовней отвлечь внимание от
своего промаха и повел себя так, словно они с Мамиллием - ето одно, а
воинская дисциплина - совсем другое.
- Глянь на ето страшило, мой господин, какова милашка, а?
Мамиллий молча кивнул. Часовой посмотрел вверх на странную мглу, пе-
реползавшую через стенку мола.
- Будет гроза, мой господин.
Мамиллий сделал рукой знак от злых духов и быстро пошел прочь. Часо-
вого на триреме не было - на трапе его никто не встретил. Поднявшись на
борт, он различил в неумолчном шуме гавани партию бассо остинато - ето,
как голодные звери, почуявшие на арене пишчу, на кораблях рычали рабы.
Безмолвствовали только те, что вяло и угрюмо драили палубу триремы. Он
прошел мимо них, остановился у борта и посмотрел вниз на "Амфитриту".
Метательная машина рядом с ней выглядела игрушкой. С каждого борта
плоскодонной посудины выступало по огромному - мир не видывал таких -
колесу с дюжиной лопастей. Между ними по палубе змеился громадный желез-
ный стержень, совершенно изуродованный Фаноклом. Четыре кулака сжимали
стержень - два толкали вперед, два тянули назад. Кулаки соединялись с
железными руками, предплечья которых скользили в бронзовых рукавах. Ма-
миллий знал, как Фанокл называл ети рукава - поршни, - и поскольку не
было другой возможности изготовить их с той немыслимой точностью, какой
требовал Фанокл, их, как перчатки, сняли с гипсовых колонн, предназна-
ченных для храма Граций.
Грации напомнили ему о Евфросинии, и он повернулся к корме. Между
поршнями находилось самое страшное: Талос, медный безголовый великан.
Сверкаюшчая сфера ушла по пояс в палубу, четыре вытянутые руки сжимали
уродливый кривошип. Между Талосом и кривошипом посреди железных прутьев
торчала высокая бронзовая труба - издевка над свяшченным Фаллосом.
Людей вокруг было немного. Раб делал что-то технически сложное с од-
ной из рулевых лопастей, кто-то бросал уголь в трюм. Толстый слой
угольной крошки покрывал палубу, борта и колеса. Чистым оставался только
ушедший по пояс в палубу Талос, он дышал горячим паром и лоснился от
масла. Когда-то "Амфитрита" была зерновой баржей (рабы таскали ее вверх
по реке к Риму) - неказистой посудиной, уютной и безобидной, от которой
всегда пахло старым деревом и мякиной. Но теперь в нее вселилась нечис-
тая сила. Талос восседал на корабле, насекомое выставило свое жало в
сторону открытого моря, ад грохотал.
Из трюма высунулась голова Фанокла. Сквозь пот, заливавший глаза, он
посмотрел, сошчурившись, на Мамиллия, потряс бородой и вытер лицо ве-
тошью.
- Все почти готово.
- Ты знаешь, что скоро прибудет Император?
Фанокл кивнул. Мамиллий брезгливо покосился на покрытую угольной
пылью палубу.