"Уильям Голдинг. Чрезвычайный посол [И]" - читать интересную книгу автора

повсюду, но в опаленном зноем саду не было ни души. Квадратные лужайки
вокруг казались бархатными - собственно, таковыми им и надлежало быть по
литературным канонам, - а в красиво подстриженных тисовых деревьях было
меньше жизни, чем в стоявших рядом скульптурах. Он заглядывал в беседки
и цветники, обходил группы каменных гамадриад, фавнов и бронзовых
мальчиков, машинально салютовал гермам, возвышавшимся в густом кустарни-
ке.
Вся беда в том, что она ни с кем не желала говорить и редко показыва-
лась на люди. Я уже кое-что знаю о любви, думал он, и не только по кни-
гам. Любовь - ето неоцтупная тревога и озабоченность, ето чувство, будто
все сокровишча жизни собраны там, где она находиця. Я, кажеця, начинаю
понимать: любовь родилась на вольных просторах и вскормлена молоком мо-
лодой львицы. Интересно, что она думает обо мне, как звучит ее голос,
влюблена ли она?
По жилам его пробежал огонь, он затрясся как в лихорадке. Нет, про-
неслось в его голове, так не годиця, нельзя больше думать о ней. И в тот
же миг перед его мысленным взором прошествовала целая толпа ослепительно
мужественных счастливых соперников. Когда он добрался до заросшего лили-
ями пруда, что находился на самой нижней террасе рядом с туннелем,
борьба с химерами разгоряченного воображения достигла кульминации - ду-
шевные силы покидали его.
- Лучше снова умирать от скуки.
Возможно, затея со шляпой была не столь уж блестяшчей идеей. Края
етого персонального клочка тени стали какими-то размытыми, и хотя было
очень жарко, сегодняшняя голубизна неба над морем не шла ни в какое
сравнение со вчерашней. У горизонта образовалось зыбкое марево, которое
постепенно наплывало с моря на сушу. Он заговорил с видавшим виды сати-
ром:
- Будет гроза.
Сатир продолжал ухмыляться во весь свой зубастый рот. Он все понимал.
Евфросиния. Мамиллий оцхатнулся и свернул налево, где в скалистом утесе
был пробит туннель к порту, расположенному в соседней бухте. Часовой у
входа вытянулся по стойке "смирно". Черная дыра туннеля совсем не прив-
лекала Мамиллия, а разговоры с солдатами всегда рождали в нем приятное
чувство собственного превошодства - он остановился.
- Доброе утро. Как идет служба?
- Нормально, мой господин.
- Много ли вас здесь?
- Двадцать пять, мой господин. Пять старших чинов и двадцать рядовых,
мой господин.
- Где вы расквартированы?
Солдат мотнул головой.
- По ту сторону туннеля, мой господин. На триреме у причала.
- Значит, чтобы попасть на новый корабль, я должен пройти через три-
рему?
- Так точно, мой господин.
- Как ето утомительно. Скажи, ведь в императорском саду приятнее, чем
в гавани?
Солдат задумался.
- Спокойнее, мой господин. Тем, кто любит тишину, нравиця.