"Уильям Голдинг. Чрезвычайный посол [И]" - читать интересную книгу автора

Уильям Голдинг.
Чрезвычайный посол

Перевод с английского Юрий Здоровов

И. Десятое чудо света

Голос кастрата легко проникал сквозь занавеси, отделявшие галерею от
внутренних покоев виллы. Его сказанию о пламенной любви, как и следовало
ожидать, недоставало страсти. Мелодия взмывала над землей и парила, го-
лос то набрасывался на последнюю треть тона, наводя на мысль о муках
здоровой человеческой плоти, то переходил на уверенное вибрато, а то
вдруг сникал и осторожно синкопировал. Юноша, что стоял, прислонясь к
одной из колонн галереи, горестно покачивал головой. Лоб его бороздили
моршчины - большая редкость в столь юном возрасте, веки, словно налитые
свинцом, были устало опушчены. Сад за его спиной утопал в великолепии
заката. Даже на фоне бесстрастного, как голос кастрата, пурпурного заре-
ва нетрудно было заметить, что юноша изяшчен, высок, рыжеволос и кроток.
Вдруг губы его затрепетали, он сокрушенно вздохнул.
Старик, покойно сидевший у другой колонны, оторвался от своих бумаг:
- Мамиллий.
Мамиллий вздрогнул, но глаз не открыл. Старик внимательно посмотрел
на него. Трудно сказать, что выражало в тот момент лицо старика, - лучи
солнца, отражаясь от каменных плит, подсвечивали его снизу, отчего нос
казался приплюснутым, а вокруг рта резче обозначились глубокие складки
деланного благодушия. В них могла таиться и озабоченная улыбка. Он чуть
возвысил голос:
- Почему кастрат не поет?
Послышались звуки арфы: тоника, субдоминанта и доминанта - три тона,
на которых зиждется вселенная. Голос взмыл, а солнце продолжало опус-
каться с надменной и бесстрастной неумолимостью. Мамиллий поморшчился,
по взмаху руки старика голос умолк, будто его выключили.
- Ну скажи мне, что тебя мучит?
Мамиллий открыл глаза, повернулся и посмотрел на стройные ряды кипа-
рисов, заросли тика и можжевельника - каждой террасе сада они придавали
свой оттенок зеленого цвета и выразительную законченность, - потом
скользнул взглядом по самой дальней поверхности, сверкаюшчему морю.
- Ты не поймешь.
Старик скрестил ноги в сандалиях, удобно устроил их на низенькой ска-
меечке и откинулся на спинку кресла. Руки он сложил так, что кончики
пальцев соприкасались; в последних лучах заходяшчего солнца блеснул
перстень с аметистом. Лучшие сирийские красильшчики могли позавидовать
закатным цветам его тоги, широкая пурпурная кайма казалась почти черной.
- Понимать - мое ремесло. Пусть ты и отпрыск побочной ветви импера-
торской семьи, я все же твой дед. Скажи мне, что тебя мучит?
- Время.
Старик с серьезным видом кивнул.
- Время течет, как вода сквозь пальцы. Мы цепенеем от ужаса, обнару-
жив, как мало его осталось.
Горестно покачивая головой, Мамиллий закрыл глаза, моршчины снова