"Уильям Голдинг. Чрезвычайный посол [И]" - читать интересную книгу автора

легли на его чело.
- Время не движеця. День длится вечность. Бесконечной скуки етой жиз-
ни мне не вынести.
Старик на мгновение задумался. Он опустил руку в корзину, стоявшую
справа от него, достал свиток, пробежал его взглядом и бросил в корзину
слева. Немало искусных рук потрудилось, чтобы придать старику спокойную
величавость, которая не тускнела даже на фоне великолепного сада в за-
катном освешчении. Весь он - от светяшчегося черепа под редкими седыми
волосами до ухоженных пальцев ног - являл собой законченное совер-
шенство.
- Миллионы людей должны верить, что внук Императора, пусть даже неза-
коннорожденный, счастлив душой и телом.
- Я перепробовал все виды человеческого счастья.
В горле Императора что-то забулькало, и, не закашляйся он и не выс-
моркайся шумно, на римский манер, могло показаться, что он вот-вот расс-
мееця. Император вернулся к своим занятиям.
- Час назад ты хотел помочь мне разобраться с етими прошениями.
- Что было до того, как я начал их читать. Неужели весь мир не спосо-
бен думать ни о чем, кроме выпрашивания милостей?
По саду пролетел соловей, сел на кипарис с теневой стороны и, как бы
пробуя голос, взял несколько нот.
- Напиши ешче несколько изяшчных стихотворений. Мне больше всего по
душе те, что ты сочинил для записи на яичной скорлупе. Я гурман, и мне
ето особенно близко.
- Оказываеця, кто-то уже успел ето сделать до меня. Все, больше не
напишу ни строчки.
Они немного помолчали, готовые внимать соловью, но тот, словно сму-
тившись столь изысканной аудитории, вспорхнул и улетел.
Тога Мамиллия заколыхалась - его передернуло.
- Столько лет оплакивать Итиса. Какая глупая чувствительность!
- Попытай удачи в других искусствах.
- В декламации? В кулинарии?
- Ты слишком робок для первой и чересчур молод для второй.
- А мне казалось, ты привецтвуешь мой интерес к искусству готовить
пишчу.
- Ты должен, Мамиллий, уметь не только произносить слова, но и пони-
мать их. Кулинария - не услада юности, а ее воскрешение в памяти.
- Отец Отечества изволит выражаться туманно. А мне все равно скучно.
- Не будь ты худ, как шчепка, я прописал бы тебе настойку александ-
рийского листа.
- Благодарю покорно. Мой кишечник и без того работает удручаюшче ре-
гулярно.
- Так, может быть, виной всему женшчина?
- Как ты можешь подозревать меня в такой вульгарности?
На сей раз Император не совладал с собой. Он, правда, на какое-то
время сумел сохранить невозмутимое выражение лица, но тело предательски
задергалось в конвульсиях смеха. Смеялся он долго, до слез. Лицо внука
постепенно заливалось краской, сначала цвет его достиг багровости зака-
та, а потом стал и вовсе лиловым.
- Неужели я так смешон?