"Николай Васильевич Гоголь. Статьи, напечатанные в "Современнике" (1836-1837)" - читать интересную книгу автора

выполнил и, если не выполнил, как должен был выполнить. Больше всего г.
Сенковский занимался разбором разного литературного сора, множеством всякого
рода пустых книг; над ними шутил, трунил и показывал то остроумие, которое
так нравится некоторым читателям. Наконец даже завязал целое дело о двух
местоимениях: сей и оный [10], которые показались ему, неизвестно почему,
неуместными в русском слоге. Об этих местоимениях писаны им были целые
трактаты, и статьи его, рассуждавшие о каком бы то ни было предмете, всегда
оканчивались тем, что местоимения сей и оный совершенно неприличны. Это
напомнило старый процесс Тредьяковского за букву ижицу и десятеричное i,
который впоследствии [11], еще не так давно, поддерживал один профессор.
Книга, в которой г. Сенковский встречал эти две частицы, была торжественно
признаваема написанною дурным слогом.
Его собственные сочинения, повести и тому подобное являлись под фирмою
Брамбеуса. Эти повести и статьи вроде повестей своим близким, неумеренным
подражанием нынешним писателям французским произвели всеобщее изумление,
потому что г. Сенковский охуждал гласно всю текущую французскую литературу
[12]. Непостижимо, как в этом случае он имел так мало сметливости и до такой
степени считал простоватыми своих читателей. Неизвестно тоже, почему называл
он некоторые статьи свои фантастическими. Отсутствие всякой истины,
естественности и вероятности еще нельзя считать фантастическим.
Фантастические сочинения барона Брамбеуса [13] напоминают книги, каких
некогда было очень много, как-то: "Не любо - не слушай, а лгать не мешай", и
тому подобные: та же безотчетность и еще менее устремления к доказательству
какой-нибудь мысли. Опытные читатели заметили в них чрезвычайно много
похищений, сделанных наскоро, на всем бегу: автор мало заботился о их связи.
То, что в оригиналах имело смысл, то в копии было без всякого значения.
Таковы были труды и действия распорядителя "Библиотеки для чтения". Мы
почли нужным упомянуть о них несколько обстоятельнее потому, что он один
законодательствовал в "Библиотеке для чтения" и что мнения его разносились
чрезвычайно быстро, вместе с четырьмя тысячами экземпляров журнала, по всему
лицу России.
Невозможно, чтобы журнал, издаваемый при средствах, доставленных
книгопродавцем Смирдиным, был плох. Он уже выигрывал тем, что издавался в
большом объеме, толстыми книгами. Это для подписчиков была приятная новость,
особливо для жителей наших городов и сельских помещиков. В "Библиотеке"
находились переводы иногда любопытных статей из иностранных журналов, в
отделе стихотворном попадались имена светил русского Парнаса. Но постоянно
лучшим отделением ее была смесь, вмещавшая в себе очень много разнообразных
свежих новостей, отделение живое, чисто журнальное. Изящная проза,
оригинальная и переводная, - повести и прочее, - оказывала очень мало вкуса
и выбора. В "Библиотеке для чтения" случилось еще одно, дотоле неслыханное
на Руси явление. Распорядитель ее стал переправлять и переделывать все почти
статьи, в ней печатаемые, и любопытно то, что он объявлял об этом сам
довольно смело и откровенно. "У нас, - говорит он, - в "Библиотеке для
чтения", не так, как в других журналах: мы никакой повести не оставляем в
прежнем виде [14], всякую переделываем: иногда составляем из двух одну,
иногда из трех, и статья значительно улучшается нашими переделками". Такой
странной опеки до сих пор на Руси еще не бывало.
Многие писатели начали опасаться, чтобы публика не приняла статей,
часто помещаемых без подписи или под вымышленными именами, за их