"Николай Васильевич Гоголь. Не напечатанное при жизни, незавершенное (1840-е годы)" - читать интересную книгу автора

действительности, а не в мечтах воображения, и пришел к тому, кто есть
источник жизни. От малых лет была во мне страсть замечать за человеком,
ловить душу его в малейших чертах и движеньях его, которые пропускаются без
вниманья людьми, - и я пришел к тому, который один полный ведатель души и от
кого одного я мог только узнать полнее душу. Я не успокоился по тех пор,
покуда не разрешились мне некоторые собственные мои вопросы относительно
меня самого. И только тогда, когда нашел удовлетворенье в некоторых главных
вопросах, мог приступить вновь к моему сочинению, первая часть которого
составляет еще поныне загадку, потому что заключает в себе некоторую часть
переходного состоянья моей собственной души, тогда как еще не вполне
отделилось во мне то, чему следовало отделиться.
Как только кончилось во мне это состояние и жажда знать человека вообще
удовлетворилась, во мне родилось желанье сильное знать Россию. Я стал
знакомиться с людьми, от которых мог чему-нибудь поучиться и разузнать, что
делается на Руси; старался наиболее знакомиться с такими опытными,
практическими людьми всех сословий, которые обращены были лицом ко всяким
проделкам внутри России. Мне хотелось сойтись с людьми всех сословий и от
каждого что-нибудь узнать. Всякий должностной и чем-нибудь занятый человек
стал в глазах моих интересен. Прежде всего я хотел определить себе всякую
должность, всякое сословие, всякое место и всякое звание в государстве. Мне
казалось это необходимым для писателя, который берет людей на разных
поприщах. Не содержа в собственной голове своей весь долг и всю обязанность
того человека, которого описываешь, не выставишь его как следует, верно, и
притом так, чтобы он действительно был в урок и в поученье живущему. Из-за
этого я старался завести переписку с такими людьми, которые могли мне
что-нибудь сообщать. Прочих я просил набрасывать легкие портреты и
характеры - первые, какие им попадутся. Все это было мне нужно не затем,
чтобы в голове моей не было ни характеров, ни героев: их было у меня уже
много; они выработались из познания природы человеческой гораздо полнейшего,
чем какое было во мне прежде; но сведения эти мне просто нужны были, как
нужны этюды с натуры художнику, который пишет большую картину своего
собственного сочинения. Он не переводит этих рисунков к себе на картину, но
развешивает их вокруг по стенам, затем, чтобы держать перед собою неотлучно,
чтобы не погрешить ни в чем против действительности, противу времени или
эпохи, какая им взята. Я никогда ничего не создавал в воображении и не имел
этого свойства. У меня только то и выходило хорошо, что взято было мной из
действительности, из данных, мне известных. Угадывать человека я мог только
тогда, когда мне представлялись самые мельчайшие подробности его внешности.
Я никогда не писал портрета, в смысле простой копии. Я создавал портрет, но
создавал его вследствие соображенья, а не воображенья. Чем более вещей
принимал я в соображенье, тем у меня верней выходило созданье. Мне нужно
было знать гораздо больше сравнительно со всяким другим писателем, потому
что стоило мне несколько подробностей пропустить, не принять в соображенье -
и ложь у меня выступала ярче, нежели у кого другого. Этого я никак не мог
объяснить никому, а потому и никогда почти не получал таких писем, каких я
желал. Все только удивлялись тому, как мог я требовать таких мелочей и
пустяков, тогда как имею такое воображение, которое может само творить и
производить. Но воображенье мое до сих пор не подарило меня ни одним
замечательным характером и не создало ни одной такой вещи, которую
где-нибудь не подметил мой взгляд в натуре. Я поместил в книге моей