"Николай Васильевич Гоголь. Не напечатанное при жизни, незавершенное (1840-е годы)" - читать интересную книгу автора

чтобы по прочтенье моего сочиненья предстал как бы невольно весь русский
человек, со всем разнообразьем богатств и даров, доставшихся на его долю
преимущественно перед другими народами, и со всем множеством тех
недостатков, которые находятся в нем, - также преимущественно перед всеми
другими народами. Я думал, что лирическая сила, которой у меня был запас,
поможет мне изобразить так эти достоинства, что к ним возгорится любовью
русский человек, а сила смеха, которого у меня также был запас, поможет мне
так ярко изобразить недостатки, что их возненавидит читатель, если бы даже
нашел их в себе самом. Но я почувствовал в то же время, что все это возможно
будет сделать мне только в таком случае, когда узнаешь очень хорошо сам, что
действительно в нашей природе есть достоинства и что в ней действительно
есть недостатки. Нужно очень хорошо взвесить и оценить то и другое и
объяснить себе самому ясно, чтобы не возвести в достоинство того, что есть
грех наш, и не поразить смехом вместе с недостатками нашими и того, что есть
в нас достоинство. Мне не хотелось даром тратить силу. С тех пор как мне
начали говорить, что я смеюсь не только над недостатком, но даже целиком и
над самим человеком, в котором заключен недостаток, и не только над всем
человеком, но и над местом, над самою должностью, которую он занимает (чего
я никогда даже не имел и в мыслях), я увидал, что нужно со смехом быть очень
осторожным, - тем более что он заразителен, и стоит только тому, кто
поостроумней, посмеяться над одной стороной дела, как уже вослед за ним тот,
кто потупее и поглупее, будет смеяться над всеми сторонами дела. Словом, я
видел ясно, как дважды два четыре, что прежде, покамест не определю себе
самому определительно, ясно высокое и низкое русской природы нашей,
достоинства и недостатки наши, мне нельзя приступить; а чтобы определить
себе русскую природу, следует узнать получше природу человека вообще и душу
человека вообще: без этого не станешь на ту точку воззрения, с которой
видятся ясно недостатки и достоинства всякого народа.
С этих пор человек и душа человека сделались, больше чем когда-либо,
предметом наблюдений. Я оставил на время все современное; я обратил внимание
на узнанье тех вечных законов, которыми движется человек и человечество
вообще. Книги законодателей, душеведцев и наблюдателей за природой человека
стали моим чтением. Все, где только выражалось познанье людей и души
человека, от исповеди светского человека до исповеди анахорета и пустынника,
меня занимало, и на этой дороге, нечувствительно, почти сам не ведая как, я
пришел ко Христу, увидевши, что в нем ключ к душе человека и что еще никто
из душезнателей не всходил на ту высоту познанья душевного, на которой стоял
он. Поверкой разума поверил я то, что другие понимают ясной верой и чему я
верил дотоле как-то темно и неясно. К этому привел меня и анализ над моею
собственной душой: я увидел тоже математически ясно, что говорить и писать о
высших чувствах и движеньях человека нельзя по воображенью: нужно заключить
в себе самом хотя небольшую крупицу этого, - словом, нужно сделаться лучшим.
Это может показаться довольно странным, особенно для тех, которые получили в
юности совершенно оконченное и полное воспитание. Но надобно сказать, что я
получил в школе воспитанье довольно плохое, а потому и не мудрено, что мысль
об ученье пришла ко мне в зрелом возрасте. Я начал с таких первоначальных
книг, что стыдился даже показывать и скрывал все свои занятия. Я наблюдал
над собой, как учитель над учеником, не в книжном ученье, но и в простом
нравственном, глядя на себя самого как на школьника. Я поместил кое-что из
этих проделок над самим собою в книге моих писем вовсе не затем, чтобы