"Николай Васильевич Гоголь. Не напечатанное при жизни, незавершенное (1840-е годы)" - читать интересную книгу автора

множество смешных явлений, которые я намерен был перемешать с трогательными.
Но на всяком шагу я был останавливаем вопросами: зачем? к чему это? что
должен сказать собою такой-то характер? что должно выразить собою такое-то
явление? Спрашивается: что нужно делать, когда приходят такие вопросы?
Прогонять их? Я пробовал, но неотразимые вопросы стояли передо мною. Не
чувствуя существенной надобности в том и другом герое, я не мог
почувствовать и любви к делу изобразить его. Напротив, я чувствовал что-то
вроде отвращенья: все у меня выходило натянуто, насильно, и даже то, над чем
я смеялся, становилось печально.
Я увидел ясно, что больше не могу писать без плана, вполне
определительного и ясного, что следует хорошо объяснить прежде самому себе
цель сочиненья своего, его существенную полезность и необходимость,
вследствие чего сам автор возгорелся бы любовью истинной и сильной к труду
своему, которая животворит все и без которой нейдет работа. Словом, чтобы
почувствовал и убедился сам автор, что, творя творенье свое, он исполняет
именно тот долг, для которого он призван на землю, для которого именно даны
ему способности и силы, и что, исполняя его, он служит в то же самое время
так же государству своему, как бы он действительно находился в
государственной службе. Мысль о службе у меня никогда не пропадала. Прежде
чем вступить на поприще писателя, я переменил множество разных мест и
должностей [36], чтобы узнать, к которой из них я был больше способен; но не
был доволен ни службой, ни собой, ни теми, которые надо мной были
поставлены. Я еще не знал тогда, как многого мне недоставало затем, чтобы
служить так, как я хотел служить. Я не знал тогда, что нужно для этого
победить в себе все щекотливые струны самолюбья личного и гордости личной,
не позабывать ни на минуту, что взял место не для своего счастья, но для
счастья многих тех, которые будут несчастны, если благородный человек бросит
свое место, что позабыть нужно обо всех огорчениях собственных. Я не знал
еще тогда, что тому, кто пожелает истинно честно служить России, нужно иметь
очень много любви к ней, которая бы поглотила уже все другие чувства, -
нужно иметь много любви к человеку вообще и сделаться истинным христианином
во всем смысле этого слова. А потому и не мудрено, что, не имея этого в
себе, я не мог служить так, как хотел, несмотря на то что сгорал
действительно желаньем служить честно. Но как только я почувствовал, что на
поприще писателя могу сослужить также службу государственную, я бросил все:
и прежние свои должности, и Петербург, и общества близких душе моей людей, и
самую Россию, затем чтобы вдали и в уединенье от всех обсудить, как это
сделать, как произвести таким образом свое творенье, чтобы доказало оно, что
я был также гражданин земли своей и хотел служить ей. Чем более обдумывал я
свое сочинение" тем более чувствовал, что оно может действительно принести
пользу. Чем более я обдумывал мое сочинение, тем более видел, что не
случайно следует мне взять характеры, какие попадутся, но избрать одни те,
на которых заметней и глубже отпечатлелись истинно русские, коренные
свойства наши. Мне хотелось в сочинении моем выставить преимущественно те
высшие свойства русской природы, которые еще не всеми ценятся справедливо, и
преимущественно те низкие, которые еще недостаточно всеми осмеяны и
поражены. Мне хотелось сюда собрать одни яркие психологические явления,
поместить те наблюдения, которые я делал издавна сокровенно над человеком,
которых не доверял дотоле перу, чувствуя сам незрелость его, которые, быв
изображены верно, послужили бы разгадкой многого в нашей жизни, - словом,