"Николай Васильевич Гоголь. Гетьман" - читать интересную книгу автора

же, как и ныне у простолюдинов Малороссии: против дверей несколько окон,
перед ними стол, на котором заметил он ржаной хлеб и соль, не снимавшиеся с
него никогда, в знак того, что гость во всякое время может найти радушный
прием себе. Всю комнату обходили липовые, широкие и узкие, лавки; у дверей
громоздилась печь с отверстием внизу, заслоненным частою решеткою, из-за
которой выглядывали куры, гуси, индейки и домашние кролики. Каждый из сих
бессловесных жильцов суетился по-своему: пищал, кудахтал, гоготал и давал
знать, что он нимало не последнее из творений. На полу мальчишка лет четырех
колотил огромным подсолнечником по опрокинутому горшку, между тем как
другой, годом постарее, душил за горло кота, напевая какую-то песню,
которую, верно, от частого повторения его матери, заучил навеки. Перед
большим окованным сундуком сидела девочка лет одиннадцати, держа на руках
грудного ребенка, плакавшего изо всех сил, несмотря на то что она, желая
забавить его, побрякивала огромным замком и стращала малютку вошедшим
гостем. На стене висели: серп, сабля, ружье, которого замок был развинчен и
лежал близ него на полке, вероятно отложенный для починки, секира, турецкий
пистолет, еще ружье, неопущенная коса и коротенькая нагайка - орудия, с
незапамятных времен вечно враждовавшие между собою и которые непонятный
человек заставляет мириться, несмотря на несходные их свойства.
- Прошу не погневаться, добродию, что заставил вас ждать немного! -
сказал вошедший хозяин. - Так проклятая ярмарка ошеломила меня, что до сих
пор в голове базар ходит. Счастье еще, что старухи моей нет дома, а то бы
она вымыла мне голову. Дома только нас: я да теща.
При сем слове вошла та самая старуха, которая отворяла ворота. С
каким-то грустным чувством рассматривал ее путник: казалось, перед ним
стояла жертва могилы, в которой сильная природа нарочно удерживала жизнь,
чтобы показать человеку всю ничтожность долголетия, к коему так жадно
стремятся его желания. Могильное равнодушие разливалось на усеянных
морщинами чертах ее. Ни искры какой-нибудь живости в глазах! мутные, они
устремлялись порой на него; но тот бы обманулся, кто прочитал бы в них
что-нибудь похожее на любопытство. Они ни на что не глядели; им все казалось
смутно, как не совсем проснувшемуся человеку. Покамест предавался он таким
чувствам, старуха отправилась на печь, всегдашнее свое жилище, весь мир
свой, который так же казался ей просторен и люден, как и всякий другой; а
хозяин обратился к детям своим.
- Ай да Федот! - говорил он, поднимая одною рукою под потолок мальчика
с подсолнечником. - Где ты взял такой страшный сонечник?* Да этим ты
как-нибудь человека убьешь. Ты что там делаешь, Карпо? кота душишь? Какой же
я тебе гостинец привез! Ступай же, собачий сын! что ж ты стоишь и рот
разинул? Вот, как видите, добродию, сто раз толкую, что я его батька; до сих
пор не верит, ледача детина**! А ты, плакса, долго будешь реветь? А подайте
мне батог, вот я его! Давай его сюда, Маруся; я сейчас за окошко: пусть там
съедят его волки либо ляхи...
______________
* Подсолнечник, по малороссийскому произношению. (Прим. Н. В. Гоголя.)
** Негодный ребенок. (Прим. Н. В. Гоголя.)

- Так таки, земляк, бог наделил детьми? - сказал гость наш своему
хозяину.
- Да, не без того, мосьпане! всех-то их у меня семеро. Два уже