"Николай Васильевич Гоголь. Гетьман" - читать интересную книгу автора

голосом, что всякого мороз драл по коже и волосы щетиною поднимались на
голове. Чего уж ни делали: и погребли с честью тело дьякона, и принимались
было рубить сосну, - так секира не берет: что ни ударят, топор вызубрится, а
дерево стонет, будто дитя некрещеное. Решились наконец бросить это окаянное
место. Вот каждый день и соберется вся челядь, оседлают коней, заберут все с
собою и выедут, еще черти не бьются на кулачки; едут, едут, до самого
вечера: кажись, бог знает куда заехали! Остановятся ночевать - смотрят,
знакомые всё места: опять тот же дикий лес, те же хоромы, а проклятая сосна,
протягивая ветви, словно руки, хватает пана и обдает его кровавыми каплями,
а черная всклокоченная борода так же жутко кивает ему... - Тут рассказчик
наш стремительно ударил в слушателя огненными глазами своими, блиставшими
еще ярче посреди ночи, и, казалось, не без удовольствия заметил в нем
впечатление, произведенное его рассказом. Действительно, путник наш не мог
не ощутить какого-то тайно врывавшегося в душу страха и с беспокойством
посматривал вокруг. В это время поравнялись они с сосной. Серебряный свет
падал на печальные ветви ее, и отбрасывавшиеся от них тени, будто
продолжение их, переламливаясь о встречные деревья, ложились бесконечною
лестницею на землю. Ветер слегка покачивал вершину, и когда путник, немного
проехав, оглянулся назад, то ему показалось, что какой-нибудь неприязненный
дух, приняв дикий, величественный образ, медленно следовал за ним, печально
покачивая угрюмою бородою и раскидывая темно-зеленые объятия свои, в
намерении схватить его.
______________
* В аде. (Прим. И. В. Гоголя.)

- Что же далее случилось? - спросил он умолкшего рассказчика, стараясь
подавить невольную робость.
- Что? Круто пришлось пану: распустил всю свою дворню, стал схимником и
как отправил пятьдесят две панихиды за упокой души дьякона, тогда только
стихнуло чудо. Куда же делся после того схимник, этого никто не скажет вам.
Дня за три до Купала каплет с этого дерева день и ночь роса. Говорят еще,
что и сгубленная чья-то душа таскается по лесу. Теща рассказывала года за
четыре, когда была еще при памяти, что встретила однажды в лесу дьявола в
красном жупане, в каком ходил и покойный пан... Цоб, цоб, цобе! гей! Вот мы,
добродию, и приехали.
Лапчинский увидел действительно перед собою низенькие ворота, редко
убитые впоперек положенными досками, какие и теперь можно видеть почти у
каждого малороссийского поселянина. Лай собак залился по лесу, и старая
женщина, в накинутом на плеча тулупе, вышла отворить ворота. Глазам нашего
путника представился небольшой дворик, обнесенный забором из болотного
тростника, несколько сараев и хлевов, укрытых таким же тростником, и
обыкновенная малороссийская хата. На дворе навален был ворох ульев, из
которых многие развешаны были на деревьях, нагибавших со всех сторон
любопытные ветви свои во двор, как будто низкая буколическая жизнь его могла
доставить им, величественным, занимательное зрелище. Позади двора тянулось
еще какое-то строение, которого за темнотою нельзя было распознать. По всему
можно было заключить, что имение сие принадлежало слишком зажиточному
козаку; в тогдашние времена не у всякого могло найтись подобное великолепие.
Пока хозяин занимался выгрузкою своего вьюка, Лапчинскому было довольно
времени рассмотреть внутренность этого обиталища. Все в нем было почти так