"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Стихийный дух" - читать интересную книгу автора

дрожать от неописуемо сладкого, до тех пор незнакомого мне чувства. Часто
пробуждалось в глубине моей души что-то вроде надежды на то, что О'Маллей
вернется и приведет в мои объятия порождение ада, мечтам о котором я вполне
предался. Даже глубокое отвращение к О'Маллею, вновь закравшееся в мою душу,
не могло умертвить во мне этой греховной надежды. Странное настроение, в
котором выражалось мое возбуждение, для всех оставалось загадкой. Меня
считали за нервнобольного, хотели меня развеселить, развеять. Под предлогом
какого-то служебного поручения меня послали в столицу, где для меня были
открыты самые лучшие круги общества. Но если раньше я был дик и застенчив,
то теперь общество и в особенности, женское, вселяло в меня решительное
отвращение, так как наиболее соблазнительный для меня образ Биондетты,
который я носил в глубине души, казалось, смеялся над всеми живыми
женщинами. Когда я вернулся в П., я стал избегать общества своих товарищей,
и моим любимым местопребыванием стал лес, место ужасного происшествия, чуть
не стоившего жизни моему двоюродному брату.
Однажды я стоял у самых развалин и, охваченный неясным желанием,
собирался углубиться в дикую чащу леса, как вдруг заметил О'Маллея, медленно
шедшего мимо и не видевшего меня. Долго сдерживаемый гнев воспылал с новой
силой. Я бросился к майору и объяснил ему в нескольких словах, что он должен
драться со мной из-за моего двоюродного брата.
- Это можно сделать сейчас же, - ответил майор холодно и серьезно,
сбросил шинель, обнажил шпагу и после первых же ударов с невероятной
ловкостью и силой выбил из моих рук оружие.
- Мы будем стреляться, - вскричал я в дикой ярости и хотел снова
взяться за шпагу; но О'Маллей схватил меня за руку и сказал кротким,
спокойным голосом, какого я раньше у него не слышал:
- Не делай глупостей, сын мой! Ты видишь, что я победил тебя в бою. Ты
скорее поранишь воздух, чем меня, а я никогда не позволю себе встретиться с
тобою как с врагом, потому что я обязан тебе жизнью и даже, может быть,
большим.
Майор взял меня под руку и повел мягко, но упорно; он сказал мне, что в
несчастье капитана виноват только он сам, так как он, невзирая на все
предостережения, стал испытывать вещи, до которых еще не дорос, и вынудил
майора к его поступку несвоевременной дерзкой насмешкой.
Сам не знаю, что за странной магической силой обладали слова и все
обращение О'Маллея. Ему удалось не только успокоить меня, но даже заставить
добровольно открыть ему тайну моего внутреннего существования, потрясающую
борьбу, происходившую в моей душе. Когда я поведал О'Маллею все, он сказал:
- Особенно благоприятное созвездие, охраняющее тебя, мой сын, устроило,
что глупая книга заставила тебя обратить внимание на твое собственное
внутреннее состояние. Я называю эту книгу глупой, потому что в ней идет речь
о чудовище, выказывающем себя противным и бесхарактерным. То, что ты
приписываешь действию соблазнительных картин поэта, не что иное, как
стремление к соединению с духовным существом иного мира, предназначенным
тебе благодаря твоему счастливо одаренному организму. Если бы ты выказывал
мне больше доверия, ты давно уже стоял бы на высшей ступени; но я и теперь
охотно возьму тебя в свои ученики.
О'Маллей начал с того, что познакомил меня с природой стихийных духов.
Я не много понял из того, что он говорил, хотя я перечел почти все,
касающееся учения о сильфах, ундинах, саламандрах и гномах, что можно найти