"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Приключение в ночь под Новый год (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

отдался во власть того урагана, что бушевал в его груди; словно огромные
волны, разбивающиеся о скалы, громыхали его могучие аккорды, и они, как ни
странно, были благодатны для моего слуха... Юлия оказалась рядом со мной и
прошептала так нежно и ласково, как никогда раньше:
- Мне хотелось бы, чтоб это ты сидел за роялем и тихо пел об утраченной
радости и надежде.
Дьявольское наваждение исчезло, и в слове "Юлия" я хотел было выразить
всю ту божественную гармонию, которая заполнила мою душу, но толпа вошедших
вслед за нами гостей разъединила нас. Мне стало казаться, что Юлия
специально избегает меня, и все же мне удавалось то коснуться ее платья, то
ощутить легкое дуновение ее дыхания, и тысячью разноцветных бликов
расцвечивалась моя память о той прошедшей весне. Тем временем Бергер
покончил с бурей, небо посветлело, и, подобные золотистым утренним облакам,
одна приятная мелодия проплывала за другой и исчезала в пианиссимо. Виртуоз
был награжден вполне заслуженными восторженными аплодисментами, все общество
пришло в движение, и я неожиданно снова оказался рядом с Юлией. Страсть моя
все больше разгоралась, меня охватило необоримое желание удержать ее, обнять
в безумном порыве любовной муки, но между нами вдруг возникло проклятое лицо
излишне усердного слуги, который протянул нам большой поднос, выкрикнув: "Не
угодно ли?.." Посреди стаканов с дымящимся пуншем стоял изящный хрустальный
бокал, видимо с тем же напитком. Как он оказался среди обычных стаканов,
знает лишь тот, с кем я постепенно начинал знакомиться; как Клеменс в
"Октавиане"{267}, он выделывает ногами вензеля и невообразимо обожает
красные одежки и красные перья. Вот именно этот тонко граненный и сверкающий
бокал Юлия взяла с подноса и протянула мне.
- Ты с той же охотой, что и прежде, принимаешь вино из моих рук?
- Юлия... о Юлия... - только и смог выдохнуть я.
Когда я брал бокал, ненароком я коснулся ее нежных пальцев, и словно
электрический ток пробежал по всем моим жилам - я отпивал из бокала глоток
за глотком, и мне казалось, что маленькие голубые огоньки, вспыхивая, лижут
его граненый край и мои губы. Я допил все до последней капли и, сам не зная
как, оказался на кушетке в кабинете, освещенном алебастровой лампой, а Юлия
сидела рядом со мной и глядела на меня с детской кротостью, как в былые
времена. Бергер снова сел за рояль, он заиграл andante из волшебной
моцартовской C-dur'ной симфонии, и на лебединых крыльях божественных звуков
поднялись во мне вся любовь и радость солнечных вершин моей жизни... Да, это
была Юлия - Юлия, прекрасная и нежная как ангел, - наш обычный разговор,
сетования, полные любовного томления, скорее обмен взглядами, нежели
словами, ее рука покоилась в моих руках.
- Я больше никогда тебя не покину. Твоя любовь - это искра, которая
разгорается во мне, озаряя путь к искусству и поэзии, без тебя, без твоей
любви все вокруг мертво и бесплодно; но разве ты не затем пришел, чтобы
остаться со мной навсегда?
В этот момент в кабинет заглянул неуклюжий человечек на ломких паучьих
ножках, с лягушачьими навыкате глазами и воскликнул с повизгиванием и
придурковатым подхохатыванием:
- Куда это, черт побери, запропастилась моя супруга?
Юлия встала и отчужденно произнесла:
- Не вернуться ли нам к обществу? Мой муж меня ищет... Вы были весьма
забавны, дорогой, в таком же ударе, как бывали прежде, вот только не