"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

фразах, из-за этого полетели к чертям!
Я. Но я все еще не могу понять, как Цецилия...
Берганца. Цецилия еще никогда не любила; теперь она приняла
пробудившуюся в ней чувственность за само это высокое чувство, и пусть
вскипевшая в ней кровь не смогла совсем погасить ту божественную искру, что
прежде горела в ее груди, все же теперь она лишь едва тлела и не могла уже
разгореться в чистое пламя. Короче: сыграли свадьбу.
Я. Но катастрофа с тобой, дорогой Берганца...
Берганца. Теперь, когда главное позади, о ней можно рассказать быстро,
в нескольких словах. Можешь себе представить, как я ненавидел Жоржа. В моем
присутствии он мог доводить свои мерзкие ласки лишь до известного предела,
известные и совершенно особые его нежности я мгновенно пресекал громким
рычанием, а за попытку Жоржа угомонить меня затрещиной я наказал его,
хорошенько укусив за икру, которую порвал бы, будь там что ухватить, кроме
твердой кости. Тут этот человечишка испустил такой вопль, что он отозвался
аж в третьей комнате, и поклялся меня прикончить. Цецилия тем не менее
сохранила свою любовь ко мне, она заступилась за меня, однако о том, чтобы
взять меня с собой, как она собиралась, и думать было нечего, все было
против этого, так как я укусил жениха за икру, хотя Нерешительный характер,
который еще иногда заходил в этот дом, дерзко утверждал, что икра Жоржа -
есть отрицание, нечто несуществующее, стало быть, погрешить против нее
невозможно, укусить за ничто - нельзя и т.д. Я должен был остаться у мадам.
Какая печальная судьба! В день свадьбы, попозже к вечеру, я потихоньку
убежал, однако когда я проходил мимо ярко освещенного дома Жоржа и увидел,
что дверь распахнута настежь, то не мог устоять перед искушением еще раз,
чего бы это ни стоило, совсем на старый манер попрощаться с Цецилией.
Поэтому, вместе с вливавшимися в дом гостями я прокрался вверх по лестнице,
и моя счастливая звезда помогла мне найти милую Лизетту, горничную Цецилии,
которая завела меня в свою комнатку, где вскоре передо мной дымился изрядный
кусок жаркого. От гнева и раздражения, да и для того, чтобы хорошенько
подкрепиться перед вероятно предстоявшим мне долгим путешествием, я сожрал
все, что она мне дала, и вылез потом в освещенный коридор. В сутолоке
сновавших туда-сюда слуг, зашедших сюда зрителей меня никто не заметил. Я
обстоятельно прислушался и принюхался, и мой чуткий нос указал мне на
близость Цецилии, приоткрытая дверь позволила мне войти, и как раз в эту
минуту из соседней комнаты, в сопровождении нескольких подруг, вошла Цецилия
в роскошном свадебном наряде. Показаться сразу было бы глупо, поэтому я
забился в угол и дал ей пройти мимо. Едва я остался один, как меня поманил
сладостный аромат, струившийся из соседней комнаты. Я шмыгнул туда и
оказался в роскошно убранном и благоухающем покое новобрачной. Алебастровая
лампа бросала мягкий свет на все вещи вокруг, и я заметил изящные, богато
отделанные кружевами ночные платья Цецилии, разложенные на диване. Я не мог
удержаться от того, чтобы с удовольствием их не обнюхать, тем временем я
услыхал в соседней комнате торопливые шаги и поспешил спрятаться в уголке
возле брачного ложа. Вошла взволнованная Цецилия, Лизетта следовала за ней,
и в течение нескольких минут богатый наряд сменило простое ночное платье.
Как она была прекрасна! Тихо скуля, вылез я из угла! "Как, ты здесь, мой
верный пес?" - воскликнула она, и казалось, что мое неожиданное появление в
этот час взволновало ее совершенно особым, сверхъестественным образом, ибо
внезапная бледность покрыла ее лицо, и, протянув ко мне руку, она, казалось,