"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

камеями и кольцами, а также часто по многу часов тратила на то, чтобы
смазывать волосы дорогими маслами, укладывать и заплетать их в прихотливые,
искусные прически, подражая старинному головному украшению какой-нибудь
императрицы, - мелочное копанье Бёттигера{131} в античных нравах она
использовала тоже, однако мимическим представлениям внезапно пришел конец.
Я. И как же это произошло, Берганца?
Берганца. Ты можешь себе представить, что мое неожиданное появление в
виде сфинкса нанесло уже изрядный удар этому делу, и все же мимические
представления еще продолжались, однако меня до них больше не допускали.
Иногда, по известному тебе методу, представлялись также целые группы; между
тем Цецилия никогда не поддавалась на уговоры принять в них участие. Но в
конце концов, когда мать очень настойчиво к ней приступила, а Поэт и
Музыкант объединились в бурных просьбах, она все-таки согласилась в
следующей мимической академии, как изысканно называла мадам эти свои
упражнения, представить святую, чье имя она так достойно носила. Едва лишь
слово было сказано, как друзья развили неустанную деятельность, дабы
доставить и приготовить все, что требовалось для достойного и впечатляющего
выступления их прелестной возлюбленной в роли святой. Поэт сумел раздобыть
очень хорошую копию "Святой Цецилии"{131} Карло Дольчи, которая, как
известно, находится в Дрезденской галерее, а поскольку он к тому же был
умелым рисовальщиком, то нарисовал для местного портного каждую часть одежды
с такою точностью, что тот был в силах изготовить из подходящих материй
ниспадавшее складками платье Цецилии; Музыкант же напускал на себя
таинственность и говорил о каком-то эффекте, которым все будут обязаны
исключительно ему одному. Цецилия, увидев усердные старания своих друзей,
заметив, что они более, чем когда-либо, стараются говорить ей тысячи
приятных вещей, стала испытывать все больший интерес к роли, каковую сначала
упорно отвергала, и едва могла дождаться дня представления, который
наконец-то наступил.
Я. Я весь нетерпение, Берганца! Хотя и чую опять какую-то дьявольскую
пакость.
Берганца. На сей раз я решил проникнуть в зал, чего бы это мне ни
стоило, я положился на Философа, а тот, из чистой благодарности, ведь я
способствовал его плутовской проделке, сумел так ловко и вовремя отворить
мне дверь, что мне удалось незамеченным проскользнуть в зал и занять свое
место где подобало. На сей раз занавес протянули наискось через зал, а
освещение хоть и шло сверху, но не как обычно, из середины, заливая светом
все предметы со всех сторон и просвечивая их насквозь, а откуда-то сбоку.
Когда открылся занавес, святая Цецилия сидела, совсем как на картине Дольчи,
живописно облаченная в странные одежды, перед маленьким старинным органом и,
склонив голову, глубокомысленно смотрела на клавиши, словно искала телесно
те звуки, что овевали ее духовно. Она была точь-в-точь как на картине Карло
Дольчи. Вот зазвучал отдаленный аккорд, он держался долго и растаял в
воздухе. Цецилия медленно подняла голову. Теперь, словно из глубокой дали,
донесся исполняемый женскими голосами хорал - сочинение Музыканта. Простые и
все же какие-то нездешние в своей чудесной последовательности аккорды этого
хора херувимов и серафимов звучали, будто слетев из иного мира, и живо
напомнили мне произведения церковной музыки, какие я двести лет назад слышал
в Испании и в Италии, и я почувствовал, как пронизал меня такой же священный
трепет, что и тогда. Глаза Цецилии, устремленные к небу, сияли священным