"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Крейслериана (II) (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

товарищами. Вам, милостивый государь, уже давно надоела вся эта история, и
Вы решились обратиться в бегство, я же, напротив, все медлил и оставался на
месте, позволял мучить себя и высмеивать, и, что хуже всего, осаждать
советами. Все это время лучшей моей усладой были оставленные Вами записки,
которые фрейлейн фон Б.{296} - о, звезда в ночи! - иногда разрешала мне
просматривать. Мне стало казаться, что когда-то где-то я уже Вас видел. Не
Вы ли, милостивый государь, тот маленький странный человек, лицом несколько
похожий на Сократа, которого прославил Алкивиад{296}, сказав, что, если Бог
и скрывается за причудливой маской, он все же, внезапно показываясь, мечет
молнии, задорный, влекущий, устрашающий. Не носите ли Вы, милостивый
государь, сюртук, цвет которого можно было бы назвать самым необычайным,
если бы воротник его не был цвета еще более необычайного? И не заставляет ли
покрой этого платья сомневаться - сюртук ли это, переделанный в верхнее
платье, или верхнее платье, обращенное в сюртук? Человек с такой внешностью
однажды стоял рядом со мной в театре, в то время как на сцене кто-то
тщательно пытался подражать итальянскому buffo*. Остроумные и живые речи
моего соседа превратили плачевное зрелище в комическое. На мой вопрос он
назвал себя доктором Шульцем из Ратенова{296}, но странная шутовская
усмешка, скривившая его рот, помешала мне этому поверить. Не сомневаюсь -
это были Вы.
______________
* Комик (ит.).

Прежде всего позволю себе сообщить Вам, что я вскоре последовал за Вами
и ушел туда же, куда и Вы, - в широкий мир, где, без всякого сомнения, мы с
Вами встретимся. Ибо хотя этот мир и кажется огромным, благоразумные люди
сделали его страшно тесным для таких людей, как мы, так что где-нибудь мы
непременно должны друг с другом столкнуться. Это может случиться в тот
момент, когда мы будем спасаться бегством от какого-нибудь рассудительного
человека или от упомянутых выше дружеских советов, которые следовало бы
короче и без обиняков назвать медленной пыткой.
Сейчас мои усилия направлены к тому, чтобы сделать небольшое добавление
к описанным Вами музыкальным страданиям.
Не было ли с Вами таких случаев: желая прослушать или самому сыграть
какое-нибудь музыкальное произведение, Вы удалились от занятого разговором
общества за шесть или семь комнат. Несмотря на это, люди следовали за Вами
по пятам и принимались слушать; это значит - что есть мочи болтать. Я лично
полагаю, что для достижения этой цели они не убоятся никакой окольной,
дальней, тяжелой дороги, никакой высокой лестницы или крутой горы.
Далее: разве не заметили Вы, милостивый государь, что у музыки нет
врагов более заклятых, антиподов более жестоких, нежели слуги? Исполняют ли
они когда-нибудь приказание не хлопать дверьми, двигаться без шума, ничего
не ронять, когда находятся в комнате, где какой-нибудь инструмент или голос
издают упоительные звуки? Эти люди поступают еще хуже! В тот момент, когда
душа уносится в волнах звуков, какая-то дьявольская сила заставляет их
появляться, чтобы взять ту или иную вещь, пошептаться или, если они глупы, с
веселой и дерзкой развязностью задать какой-нибудь пошлый вопрос. И это
случается не во время антракта, не в момент равнодушия. Нет, именно в разгар
восторга, когда хочется затаить дыхание, чтобы не сдунуть им ни одного
золотого звука, когда тихие, чуть слышные аккорды открывают перед вами