"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Крейслериана (II) (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

минуту экстаза, есть подлинное искусство композитора. Если молодой
композитор спрашивает, что надлежит сделать, чтобы написать выдающуюся
оперу, то ему можно ответить только одно: прочти поэтическое произведение,
устреми к нему все свои умственные силы, со всей мощью воображения вникни в
развитие событий, воплотись в действующих лиц, стань сам тираном, героем,
возлюбленным. Восчувствуй горе, любовный восторг, стыд, страх, ужас,
неописуемые смертные муки, радость блаженного просветления! Гневайся,
надейся! Приходи в бешенство, в отчаянье. Пусть кровь кипит у тебя в жилах,
быстрее бьется сердце. От огня вдохновения, воспламенившего твою грудь,
загорятся звуки, мелодии, аккорды, и тогда из глубины твоей души, говоря
чудесным языком музыки, выльется твое произведение. Достигая технического
совершенства изучением гармонии и творений великих мастеров, а также
собственными творческими упражнениями, ты будешь все яснее чувствовать
звучащую в тебе музыку, и от тебя не ускользнет ни одна мелодия, ни одна
модуляция, ни один инструмент. Таким образом ты одновременно научишься
воздействовать на слушателя, обретешь необходимые для этого средства и
заключишь их, как подвластных твоему могуществу духов, в волшебную книгу
партитуры. В сущности говоря, это значит: "Будь любезен, милый, постарайся
стать истинным музыкальным гением! Остальное приложится". Но ведь это
действительно так, а не иначе!
Несмотря на это, думается, что многие заглушают в себе живую искру
таланта, когда, не доверяя собственным силам, пренебрегая зарождающимися в
душе мыслями, стремятся использовать все наиболее блестящее в сочинениях
великих мастеров. Таким образом они впадают в слепое подражание форме,
которая никак не может породить из себя дух, ибо только дух создает форму:
"Дайте нам что-нибудь эффектное!" Этот вечный вопль театральных директоров,
желающих, выражаясь обычным языком подмостков, схватить публику за шиворот,
а также требования так называемых привередливых знатоков, для которых и
перец недостаточно едок, - все это часто приводит в малодушное отчаянье
музыкантов, мечтающих елико возможно перещеголять эффектностью настоящих
мастеров. Таким образом создаются удивительные сочинения, где без всякого
основания, то есть без согласованности с соответствующими местами
поэтического произведения, нагромождены резкие отклонения, мощные аккорды
всевозможных духовых инструментов, словно пестрые краски, из которых никогда
не возникнет целой картины. Композитор похож на заспанного человека: каждую
минуту его будят удары молота, но он тотчас засыпает снова. Такие музыканты
крайне удивляются, что, несмотря на их мучительные усилия, творения их
отнюдь не производят ожидаемого впечатления. При сем эти авторы забывают,
что музыка, созданная их собственным гением, вылившаяся из глубины их
существа и казавшаяся им чересчур незатейливой, чересчур бессодержательной,
быть может, произвела бы бесконечно большее действие. Робость и малодушие
ослепили их, помешали правильно понять взятые за образец мастерские
произведения, потому-то они и ухватились за внешние средства, полагая, что
именно в них заключен секрет успеха. Но, как было сказано выше, один только
дух, по произволу своему повелевая внешней формой, безраздельно господствует
в этих произведениях. Только искренне и мощно вылившееся из глубины души
произведение проникает в душу слушателя. Духу понятен только язык духа.
Поэтому невозможно установить правила, как добиваться эффекта в
музыкальном произведении. Но когда композитор, потеряв согласие с самим
собой, теряет направление, словно ослепленный блуждающими огнями, некоторые