"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Крейслериана (II) (Фантазии в манере Калло)" - читать интересную книгу автора

руководящие намеки могут вывести его на правильный путь.
Первое и самое главное в музыке - мелодия. Чудесной волшебной силой
потрясает она человеческую душу. Нечего и говорить, что без выразительной,
певучей мелодии всякие ухищрения инструментовки и т.д. - только мишурная
отделка: она не служит украшением живого тела, а, как в шекспировской
"Буре", висит на веревке{326} и влечет за собою глупую толпу. Певучесть в
высшем смысле слова есть синоним подлинной мелодии. Мелодия должна быть
песней и свободно, непринужденно струиться непосредственно из груди
человека. Ведь он тоже инструмент, из которого природа извлекает
чудеснейшие, таинственнейшие звуки. Мелодия, не обладающая певучестью,
остается рядом разрозненных звуков, напрасно пытающихся стать музыкой.
Непостижимо, до какой степени в последнее время пренебрегают мелодией,
особенно с легкой руки одного непонятого музыканта (Керубини{326}).
Мучительные попытки поражать и быть оригинальным во что бы то ни стало
совершенно лишили певучести многие музыкальные произведения. Отчего
незатейливые песни старых итальянских композиторов, иногда с аккомпанементом
одного только баса, так глубоко нас трогают и вдохновляют? Не в великолепной
ли певучести здесь дело? Вообще песня - неотъемлемое, прирожденное достояние
этого воспламененного музыкой народа. Немецкий композитор, даже если он
достиг высшего, то есть истинного понимания оперной музыки, должен всячески
сближаться с творцами итальянской музыки для того, чтобы они могли тайной
волшебной силой обогащать его внутренний мир и зарождать в нем мелодии.
Превосходный пример этого искреннего содружества дает высокий мастер
музыкального искусства Моцарт, в чьем сердце зажглась итальянская песня.
Какой другой композитор создал такие певучие произведения? Даже без
оркестрового оформления каждая его мелодия глубоко потрясает, и этим-то и
объясняется чудесное действие его творений.
Что же касается модуляций, то поводом для них может быть только
содержание самого произведения, они должны проистекать из движения чувств, и
в той же мере, как чувства эти могут быть спокойны, сильны, величественны,
зарождаться постепенно или нахлынуть внезапно, так и композитор, в котором
заложен дивный природный дар - чудесное искусство гармонизации, лишь
усовершенствованное изучением техники, - композитор легко сможет установить,
когда надо переходить в родственные тональности, когда в отдаленные, когда
делать это постепенно, когда неожиданно смело. Настоящий гений не стремится
к тому, чтобы поразить своими лжеискусными ухищрениями, превращающими
искусство в отвратительную искусственность. Он только закрепляет на бумаге
звуки, какими говорило с ним вдохновение. Пусть же музыкальные грамматисты,
приняв такие творения за образец, пользуются ими для своих упражнений. Мы
далеко бы зашли, заговорив здесь о глубоком искусстве гармонии, заложенном в
нашем сознании, о том, как ищущему открываются таинственные законы этого
искусства, коих не найти ни в одном учебнике. Указывая лишь на одно явление,
замечу, что резкие модуляции только тогда производят сильное действие,
когда, невзирая на свою разнородность, тональности все же находятся в
тайном, но понятном музыканту сродстве. Пусть вышеупомянутое место в дуэте
из "Дон Жуана" послужит этому примером. Сюда относятся и энгармонизмы{327} -
неумелое употребление их часто высмеивают, но именно они заключают в себе
это скрытое сродство, и во многих случаях нельзя сомневаться в их
могущественном воздействии на слушателя. Иногда будто некая таинственная
симпатическая нить связывает тональности, далеко отстоящие друг от друга, а