"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Угловое окно (новелла)" - читать интересную книгу автора

зависимости от того, как шла у нее торговля. Уже мертвенно-бледное лицо
слепого, его истощенное тело, лохмотья, в которые он одет, позволяют
догадываться, что его доля - весьма тяжелая, и деятельному, достойному
филантропу не мешало бы обстоятельно вникнуть в его положение.
Я. Оглядывая весь рынок, я замечаю, какое живописное зрелище
представляют возы с мукой, над которыми натянуто полотно: ведь глазу они как
бы служат точкой опоры, вокруг которой пестрая масса расчленяется на четкие
группы.
Кузен. Что до белых возов с мукой и покрытых белой пылью парней и
румяных девушек, каждая из которых - bella molinaria*, то могу описать тебе
и нечто совершенно противоположное. Дело в том, что мне мучительно недостает
семейства угольщиков, которое раньше продавало свой товар как раз напротив
моих окон, у театра, теперь им, по-видимому, отведено место в другом конце.
Представлю тебе членов этого семейства. Один из них, высокий и сильный
мужчина с выразительной физиономией, резкими чертами лица, живыми, даже
порывистыми движениями, - словом, верный портрет тех угольщиков, что
описываются в романах. Право, повстречайся я с этим человеком в лесу один на
один, я затрясся бы от страха, и его дружеское расположение было бы для меня
в ту минуту всего драгоценнее. Разительнейший контраст представляет другой
член этого семейства - странный горбатый человечек, ростом не выше четырех
футов, необычайно комичный. Ты знаешь, дорогой кузен, что есть люди очень
странного телосложения: с первого взгляда видишь, что перед тобой горбун, а
ближе присмотревшись, никак не можешь определить, где же у него, собственно,
горб.
______________
* Прекрасная мельничиха (ит.).

Я. Вспоминаю по этому поводу наивное изречение одного остроумца вояки,
который нередко сталкивался с подобной игрой природы и весьма неодобрительно
относился к этому диковинному явлению. "Горб, - говорил он, - горб у этого
человека есть, но где у него горб - сам черт не разберет!"
Кузен. У природы было на уме сделать из моего маленького угольщика
исполинскую фигуру футов семи, об этом говорят его огромные руки и ноги,
чуть ли не самые большие из всех, какие я только видел на моем веку. Этот
человек, в плаще с большим воротом, в чудной шапке с мехом, ни минуты не
стоит на месте, он с какой-то неприятной суетливостью носится и семенит туда
и обратно, он - то здесь, то там и старается играть роль любезника,
обольстителя, рыночного primo amoroso*. Ни одной женщине, если только она не
принадлежит к сословию более благородному, он не даст спокойно пройти, а
пустится за нею вслед с совершенно неподражаемыми ужимками, ухватками и
гримасами и угостит ее комплиментами, надо полагать, вполне во вкусе
угольщиков. Любезничая, он иногда заходит так далеко, что во время разговора
нежно обнимает девушку за талию и, держа шапку в руке, клянется ей в
верности или же предлагает свои рыцарские услуги. Удивительно, что девушки
не только терпят это, но даже встречают маленького уродца приветливыми
кивками и вообще благосклонно принимают его любезности. Наверно, этот
человечек наделен немалой долей природного остроумия, несомненным комическим
талантом и умением изображать все смешное. Он pajazzo**, плут, забавник на
всю округу, где находится его лес; без него не обойдется ни свадебный пир,
ни попойка, ни крестины, ни пляс где-нибудь в деревенской гостинице; всех