"Эрнст Теодор Амадей Гофман. Угловое окно (новелла)" - читать интересную книгу автора

нарядную даму, должно быть приглашенную куда-нибудь на завтрак,
протискиваться сквозь рыночную толпу? Но что это? Она тоже принадлежит к
покупательницам? Она остановилась и машет рукой грязной, оборванной старухе,
а та несет поломанную корзинку для покупок и с трудом ковыляет за своей
госпожой - воплощение нищеты, какую терпит простой народ. Нарядная дама
остановилась у театра на углу, чтобы подать милостыню слепому солдату,
прислонившемуся к стене. Она с усилием снимает перчатку с правой руки - о
боже! - наружу показывается багровый кулак, к тому же довольно сильно
напоминающий мужскую руку. Но, недолго порывшись в кошельке, она быстро сует
монету слепому в руку, пробегает половину Шарлоттенштрассе, а далее шествует
уже величественной прогулочной походкой к Унтер ден Линден, больше не
беспокоясь о своей оборванной спутнице.
Кузен. Старуха поставила корзину на землю, чтобы отдохнуть, и ты одним
взглядом можешь окинуть все покупки изящной дамы.
Я. Они и в самом деле довольно забавны: кочан капусты, много картофеля,
несколько яблок, маленький хлебец, две-три селедки, завернутые в бумагу,
овечий сыр не слишком аппетитного цвета, баранья печенка, розовый кустик в
горшочке, пара туфель, подставка для обуви. Чего только...
Кузен. Полно, полно, кузен, довольно о красной особе! Посмотри
внимательно на этого слепого, которому легкомысленное дитя порока подало
милостыню. Возможен ли более трогательный пример незаслуженного
человеческого страдания и благочестивого, кроткого смирения, покорности богу
и судьбе? Прислонившись спиной к стене театра, положив костлявые высохшие
руки на посох, который он выставил немного вперед, чтобы неразумные прохожие
не отдавили ему ноги, высоко подняв мертвенно-бледное лицо, надвинув на
самые глаза свою солдатскую шапчонку, он неподвижно стоит всегда на том же
месте с раннего утра и до окончания торговли.
Я. Он просит милостыню, а ведь об ослепших воинах так хорошо заботятся!
Кузен. Ты сильно заблуждаешься, дорогой кузен. Этот бедняга исполняет
обязанности слуги у одной женщины, которая торгует зеленью и принадлежит к
низшему разряду этих торговок, - ведь более важные доставляют сюда зелень на
повозках. А этот слепой является каждое утро, нагруженный корзинками с
зеленью, словно вьючное животное, чуть ли не до земли сгибаясь под тяжестью,
идет, шатаясь, и только с помощью палки удерживается на ногах. Высокая,
полная женщина, которая держит его в услужении или, может быть, пользуется
его помощью только для доставки зелени на рынок, даже не дает себе труда
взять его за руку, когда он уже почти совершенно обессилен, и довести до его
места, до того самого места, где он стоит сейчас. Здесь она снимает с его
спины корзинки, которые уносит уже сама, и оставляет его, нимало не заботясь
о нем до тех пор, пока торговля не кончится и она снова не нагрузит его
своими корзинками, теперь совершенно или частично опустевшими.
Я. А ведь удивительно, что мы сразу узнаем слепых, даже если глаза у
них и не закрыты и никакой видимый изъян не указывает на угасшее зрение,
узнаем по присущей всем им особенности: они высоко и прямо держат голову, в
этом словно выражается неустанное стремление слепого - увидеть что-нибудь в
окружающем его мраке.
Кузен. Для меня нет зрелища более трогательного, чем слепой, когда он,
подняв голову, как будто всматривается вдаль. Для несчастного угасли зори
жизни, но духовными очами он стремится уже сейчас увидеть вечный свет, что
сияет ему в мире ином, свет утешения, надежды и блаженства. Но я делаюсь