"Э.Т.А.Гофман. Майорат" - читать интересную книгу автора

довольствовались тем, что оправдали свои промахи погодою, темнотою, и
рассказывали жуткие истории о прежних охотничьих удачах и перенесенных
опасностях. Я полагал, что теперь мой дед уж непременно выскажет мне
чрезвычайную похвалу и удивление; с такой надеждой я пространно рассказал
ему свое приключение и не забыл самыми яркими красками расписать свирепый,
кровожадный вид дикого зверя. Но старик рассмеялся мне в лицо и сказал:
- Бог - заступник слабых!
Когда, утомившись попойкой и обществом, я пробирался по коридору в
судейскую залу, вдруг передо мной проскользнула какая-то фигура со свечой в
руках. Войдя в залу, я узнал фрейлейн Адельгейду. "Вот и бродишь тут всюду,
словно привидение или лунатик, чтобы отыскать вас, мой храбрый охотник!" -
шепнула мне она, схватив меня за руку. Слова "лунатик, привидение",
сказанные в этом месте, тяжело легли мне на сердце; они мгновенно привели
мне на память призрачные явления тех первых двух ужасных ночей; как тогда,
подобно басовым трубам органа, завывал морской ветер, страшно свистел и
бился в сводчатые окна, и месяц ронял бледный свет прямо на таинственную
стену, где слышалось (*52) тогда царапание. Мне показалось, что я вижу на
ней кровавые пятна. Фрейлейн Адельгейда, все еще державшая меня за руку,
должна была почувствовать ледяной холод, пронизавший меня.
- Что с вами, что с вами? - тихо спросила она. - Вы совсем окоченели?
Ну, я верну вас к жизни. Знайте же, что баронесса ждет не дождется, когда вы
придете. Иначе она не поверит, что злой волк и впрямь не растерзал вас. Она
очень встревожена! Ах, друг мой, что вы сделали с Серафиной. Я никогда еще
не видела ее такой. Ого! Как зачастил ваш пульс! Как внезапно ожил умерший
было господин! Ну, пойдемте - только тихонько - к маленькой баронессе!
Молча позволил я себя вести. То, как Адельгейда говорила о баронессе,
показалось мне недостойным, особенно низким представился мне намек на
какой-то сговор между нами. Когда мы вошли, Серафина с негромким:
"Ах!" - сделала навстречу несколько торопливых шагов и, как бы
опомнившись, остановилась посреди комнаты; я осмелился схватить ее руку и
прижать к своим губам. Баронесса, не отнимая руки, сказала:
- Боже мой, ваше ли дело сражаться с волками? Разве вы не знаете, что
баснословные времена Орфея и Амфиона давно миновали и дикие звери потеряли
всякий решпект к искусным певцам?
Этот прелестный оборот, которым баронесса разом пресекла всякую
возможность дурно истолковать ее живейшее участие, тотчас подсказал мне
верный тон и такт. Не знаю сам, как это случилось, что я, по обыкновению, не
сел к фортепьяно, а опустился на канапе подле баронессы. Обратившись ко мне
со словами: "Как же это вы подвергли себя опасности?" - баронесса выразила
наше взаимное желание, что сегодня должна занять нас не музыка, а беседа.
Когда я, рассказав приключение в лесу и упомянув о живом участии барона, дал
заметить, что не считал его к тому способным, баронесса мягко, почти
горестно промолвила:
- О, как груб, как несдержан должен казаться вам барон, но, поверьте,
только во время пребывания в этих сумрачных зловещих стенах, только во время
дикой охоты в глухих лесах происходит такая перемена во всем его существе,
или по крайней мере во внешнем поведении. Барона приводит в совершенное
расстройство неотступно преследующая его мысль, что здесь случится нечто
(*54) ужасное: поэтому и ваше приключение, которое, к счастью, осталось без
дурных последствий, наверно, глубоко потрясло его. Барон не желает, чтобы и