"Уильям Годвин. Калеб Уильямс " - читать интересную книгу автора

воздать людям должное. Однажды на вечере, на котором присутствовали мистер
Фокленд и мистер Тиррел, в одном из многочисленных кружков, на которые
разбилось общество, зашла речь о поэтическом таланте Фокленда.
Присутствовавшая там дама, известная остротой своего ума, сказала, что ей
посчастливилось прочесть только что оконченное мистером Фоклендом
стихотворение - "Оду гению рыцарства" - и что она находит в нем изысканные
достоинства. Любопытство общества тотчас разгорелось, а дама добавила, что
переписанный экземпляр этого произведения сейчас находится при ней и
собравшиеся могут ознакомиться с ним, если только оглашение его не будет
неприятно автору. Присутствующие тотчас же принялись упрашивать мистера
Фокленда уступить их желанию, и мистер Клер, находившийся тут же, поддержал
их просьбу. Ничто не доставляло этому джентльмену большего удовольствия,
как возможность быть свидетелем и отдавать должное проявлениям выдающихся
умственных способностей. Мистер Фокленд не отличался ни ложной скромностью,
ни жеманством и потому охотно выразил согласие.
Случилось так, что мистер Тиррел находился в том же кружке. Трудно
предположить, чтобы оборот, который принял разговор, был ему хоть
сколько-нибудь приятен. Он, видимо, хотел удалиться, но словно какая-то
неведомая сила, какое-то волшебство удержало его на месте и заставило
выпить до дна горькую чашу, уготованную ему завистью.
Стихотворение прочел обществу мистер Клер, декламационный талант
которого вряд ли уступал другим его дарованиям. Простота, богатство
оттенков и выразительность отличали его чтение. Трудно представить себе
более утонченное наслаждение, чем выпавшее на долю тех, кому
посчастливилось быть его слушателями. Красоты стихотворения мистера
Фокленда были показаны в самом выгодном свете. Смена страстей, переживаемых
автором, захватила и слушателей. Места пылкие и торжественные были
прочитаны с соответствующим чувством, плавно и непринужденно. Картины,
вызванные к жизни творческой фантазией поэта, вставали во весь рост, то
угнетая душу суеверным страхом, то восхищая ее образами сверкающей красоты.
Каковы были на этот раз слушатели, об этом уже говорилось. Это были по
большей части люди простые, необразованные, с неразвитым вкусом. Поэтов они
читали,- если вообще читали их, - только из подражания, испытывая при этом
мало удовольствия. Поэма мистера Фокленда была пронизана своеобразным огнем
пылкого вдохновения. То же стихотворение на многих из присутствующих,
вероятно, не произвело бы особого впечатления, если бы они читали его сами.
Но выразительность интонации мистера Клера открыла стихотворению дорогу к
их сердцам. Он кончил. И как раньше слушатели всем своим видом выражали
сочувствие переживаниям, составлявшим содержание произведения, так теперь
они постарались превзойти один другого в похвалах. Чувства их были такого
рода, к каким они совсем не привыкли. Один говорил, другой перебивал,
побуждаемый непреодолимым порывом. И самый характер похвал, неловких и
отрывистых, делал их своеобразными и замечательными. Но с чем мистеру
Тиррелу было трудней всего примириться - это с поведением мистера Клера. Он
вернул рукопись даме, от которой получил ее, и, обращаясь к мистеру
Фокленду, сказал живо и выразительно: "Да, это то, что нужно. Это настоящая
поэзия! Мне приходилось читать слишком много стихов, вымученных усилиями
педантов, и пасторалей, лишенных всякого смысла. Нам нужны именно такие
поэты, как вы, сэр. Не забудьте, однако, что муза существует не для того,
чтобы украшать ленивые досуги, а для целей самых возвышенных и неоценимых.