"Всеволод Глуховцев. Полнолуние " - читать интересную книгу автора

огоньком. Ветер несильно ерошил волосы, касался лица, понимающе, с
молчаливым сочувствием. Саша тянул время, но, видать, судьбу не перехитришь:
уже запекся фильтр, последняя затяжка обожгла губы... и уголек упал на
асфальт. Саша отбросил окурок, сунул в карманы куртки руки и на несколько
секунд завис над решением. Решил - и, круто повернувшись, зашагал прочь.
Он шел к трамвайной остановке по неширокой тополевой улице. Было почти
темно, совсем немного оставалось светлого неба над апельсиновым западным
горизонтом, а дальше оно стремительно уходило в величественную глубокую
синеву, совершенно ровную, если не считать четкого золотистого разреза
народившегося месяца, и гораздо выше и немного левее - такого же золотистого
прокола единственной звезды.
Саше некуда было торопиться. Он с интересом прислушивался к новому,
незнакомому ему двойственному чувству. Сердце звало назад - воротиться,
подняться на второй этаж и позвонить в дверь. Но разум затевал странную
игру: отодвинуть, испытать тонкое пряное ожидание разлуки с неизвестным
окончанием. Вернуться, подняться и позвонить, но через два года, и тогда уж
будь что будет: либо неспешно сойти вниз и отправиться опять вдоль
облетевших тополей, грустно улыбаясь теперь уже первой гражданской осени,
либо...
Что либо - он не знал. Он все два года вспоминал Юлю, хотя и плохо
помнил ее лицо - видел-то всего раз в жизни. Несколько раз он порывался
написать, зазубрил адрес, как дважды два... но каждый раз удерживал себя,
живя ожиданием встречи - того, что будет, когда он вновь увидит ее.
И он увидел - ее и свой берег, до которого надо было доплыть через
приближающуюся ночь. Это был пологий берег, песок и ивы над водой, а Юля
стояла у самого краешка, тоненькая, освещенная солнцем, в легком летнем
сарафанчике, открывающем худенькие плечи и хорошенькие стройные ножки -
почему-то она была босиком - и, смеясь, приветственно махала рукой.
Саша проснулся. Он догадался, что заснул незаметно для себя, и еще
недолго сонно улыбался, смакуя уходящую нежность этого сна... и вдруг как
обожгло: хороший сон! Он сразу и не понял, а теперь чуть не вскочил от
радости - хороший сон! Отброшено все то, что мучило его - и страха больше
нет. Победа! Страха нет. Почти победа - надо только эту сволочь всю добить,
загнать обратно в подземелье, чтобы не совалась больше, чтобы сдохла там!..
Ну, ладно, сволочь. Вы нарвались. Здесь и сдохнете! Здесь ваш конец, и
я вас больше не боюсь, и ваших брызг я тоже не боюсь - то грязь, такая же,
как вы: вы сами грязь, и флюгер ваш показывает тоже в грязь. Но я вас больше
не боюсь. Боялся, да. А теперь нет. Бояться грязи!.. Раздавлю!
Затишье за дверью незаметно переросло в оживление. Там забубнили,
затопотали, послышался скрип отодвигаемых стульев, шаги - и дверь открылась
от толчка, обрисовав в своем проеме фигуру второго разводящего, младшего
сержанта Равиля Хамидуллина.
- Подъем, - негромко и корректно сказал Равиль: уважал своего одногодка
Саню Раскатова. Уважал и уважение это подчеркивал. Над душой стоять не стал,
а удалился в комнату начальника караула.
Саша поднялся в секунду. Страха нет. Свирепая радость и нетерпение.
Стало весело. Сунув ноги в шлепанцы, подхватил сапоги с накрученными на их
голенища портянками, отнес в сушилку, взял стоявшие там другие, горячие,
удовлетворенно хмыкнул, стал обуваться.
Из комнаты начкара возник Хамидуллин. Увидя, что Раскатов встал и