"Всеволод Глуховцев. Полнолуние " - читать интересную книгу автора

На первую свою смену, от восемнадцати до двадцати, Александр вышел
предельно собранным и напряженным, как боксер на ринг, так что сменяемый им
часовой третьей смены предыдущего караула, из молодых, с некоторым опасливым
даже удивлением покосился на застывшее недобро лицо старослужащего; сказать,
впрочем, ничего не отважился. Приняв пост, Александр ходил как положено по
раскисшей широкой дороге между рельсами складской ветки и хранилищами,
приземистыми кирпичными ангарами. Темнело. Вздыхал ветер, путаясь в
березовых и осиновых кронах, с низкого неба слетала вдруг мельчайшая
дождевая сыпь, дальняя каемка леса почти потерялась в сумеречном тумане.
Пахло сырою древесною корой, близким ночным холодком, осенью. Слабенько, но
ощутимо тянуло креозотом от железной дороги. Иногда там с грохотом и гулкими
надрывами сирен пролетали поезда: электровозы веерами разметали искры с
проводов, лязгали сцепления вагонов, и еще долго после того, как исчезал из
виду хвост состава, слышался затихающий колесный перестук. Иной раз, жужжа,
проносилась дрезина с путейцами в оранжевых жилетах, а то вдруг работники
станции начинали переругиваться друг с другом по громкоговорящей связи...
Жизнь бурлила, и от этого было легче. Говоря правду, Саша чувствовал себя
довольно неуютно. Так и подмывало оглянуться. Он оглядывался. Ничего.
Сумерки сгущались, тревога усиливалась. Снова сыпанул дождичек: капельки
мелко усеяли вороненую сталь автоматного ствола, Саша услышал их шорох о
капюшон плащ-накидки. По деревянной лестнице, поскрипывающей под ногами,
взобрался на караульную вышку у железнодорожных ворот. Тревога росла, и
ничего тут было не поделать.
Сверху обзор был получше. За желтым зданием насосной стала видна ограда
резервуарного парка, в лесных его массивах, напрягши зрение, еще можно было
разглядеть пузатые бочки емкостей с топливом. Ветер пошевеливал верхушки
елей и берез. Сердце не было спокойно.
На противоположном конце маршрута, за тупиковой насыпью железнодорожной
ветки, имелась вторая вышка, точь-в-точь такая же. На ней когда-то, лет
десять тому назад, застрелился часовой. За годы история эта, передаваемая
устно из одного солдатского поколения в другое, стала легендой части,
исказилась, что-то утратила, обросла вымышленными и нелепыми подробностями,
и теперь, конечно, уже невозможно стало разобрать, что в ней правда, а что
нет. В части не осталось ни одного из солдат и офицеров того личного
состава, и разве что два-три гражданских служащих да кое-кто из старых
местных прапорщиков могли вспомнить ту далекую ночь (это случилось под утро,
теплой и звездной июльской ночью, в полнолуние), а дело, возбужденное тогда
по факту самоубийства, давно пылилось где-то в архивах военной прокуратуры.
Из всего того, что разносила солдатская молва, истиной сейчас, пожалуй,
оставалось лишь то, что рядовой Николаев без малейших видимых причин, без
нервных срывов и конфликтов, без всяких объяснений и записок приспособил
ствол автомата к правому виску и нажал на спуск. Все же прочее: разговоры о
том, что часовым первого поста по ночам в завываниях ветра чудится едва
уловимый человеческий голос, доносящийся откуда-то издалека; что иногда
лестница и пол той вышки потрескивают так, как будто кто-то ходит по ним;
что как-то в сентябре того года, ночью, на караульном коммутаторе раздался
звонок, и взявший трубку начальник караула услышал бессвязные истерические
выкрики часового, поднял караул "в ружье", а дежурный по части, не желая
замыкать ответственность на себе, принялся названивать командиру домой, а
начкар, примчавшись с двумя бойцами на первый пост, обнаружил белого, как