"Александр Гликберг. Кавказский черт ("Солдатские сказки" #9) " - читать интересную книгу автора

И не то что в своем обыкновенном подлом виде, а во всей, можно сказать,
неземной красоте. Кудри вьются, глаз пронзительный, ус вертит, в
бессловесной любви ей признается... Девушке много ль надо? Испужалась она
спервоначалу, а потом огонь у нее по жилам пробежал, потянулась она к нему,
как дитё...
Да, видишь, черт времени не рассчитал: петух тут первый закукарекал, -
сгинул бес, как дым над болотом. Так на первый раз ничего и не вышло...
Терек шумит, время бежит, никакого княжне облегчения нету. Подруги ее
уговаривают: "Пойдем, Тамара, хоть к речке, смуглые ножки помыть!" Она
упирается: "Нет мне спокоя, днем об женихе тоскую, по ночам тайный голос
меня душит. Никуда не пойду!"
Испужались подружки, пошли к князю Удалу. Так мол и так, неладное с
Тамарой творится, надо меры предпринять. Князь чичас к ней, дочка
единственная, нельзя без внимания оставлять.
- Что ж, - говорит, - дитё... Я мужчина, человек старый, слов настоящих
не знаю. Кабы твоя мать покойная была жива, она бы тебя в минуту
разговорила. Однако не тужи, достаток у нас, слава Тебе Господи, немалый,
девичьи слезы вода. Надо себя в порядке содержать, а не то, чтобы по ночам
неизвестные голоса слушать.
У Тамары, однако, характер твердый, грузинский.
- Я, папаша, резоны ваши понимаю. Совсем я от хозяйства отбилась, вас,
старика, без попечения оставляю. Не могу с собой совладать... Пойду в
монастырь, а то как бы чего не вышло. Девушка я, сами знаете, горячая...
Лучше вы меня и не отговаривайте.
Три дня хмурился князь, весь ковер протоптал шагавши, - сына б
приструнил, на милую дочку рука не поднимается... Пускай, думает, идет. В
монастыре хоть честь свою княжескую по крайности соблюдет, Бога за меня
помолит... Поперек судьбы сам царь не пойдет.
Снарядил он ее богато, дары в монастырь на десяти верблюдах вперед
послал. Дочку в горную обитель сам под конвоем предоставил, чтоб
головорезы-чеченцы, не приведи Бог, в горы ее в плен не угнали. Народ
аховый, наживы своей не упустят.
Живет это она в келейке своей месяц-другой тихо, скромно, лучше и быть
нельзя. На рассвете утренняя заря белую стенку над изголовьем румянит. Чинар
сбоку шумит, светские мысли отгоняет. Пташки повадились крошки клевать. Горы
вдали будто мелким сахаром посыпаны, снеговая прохлада от них идет, - в жару
самое от них удовольствие. Знай одно: службы не пропускай, об остальном не
твоя забота. Чистота, пища легкая, ясные мысли облаками плывут, пей себе чай
с просфоркой, будто ангел бестелесный, смотри на горы, ручки сложимши, -
боле и ничего.
Однако от черта и монастырь не крепость. Прознал он, само собой, что
княжну Тамару в подоблачный монастырь укрыли, ан доступа ему туда нету, -
сторож, отставной солдат, по ночам с молитвой ограду обходит. Княжна воску
белей все молится да поклоны кладет, - в церкви ли, в келье ли своей глаз не
подымет, об земном и не вспомнит.
Изловчился черт, стал ей с вечерним прохладным ветром шопоты свои да
поклоны посылать...
- Очнись, Княжна!... От себя никуда не уйдешь. Ты месяца краше,
миндаль-цвет перед тобой, будто полынь-трава, - ужель красота в подземелье
вянуть должна? Который месяц по тебе сохну, и все без последствий. Все свои