"Илья Глезер. Любка (грустная повесть о веселом человеке) " - читать интересную книгу автора

оборотился к обществу передом. Меж ног нашей "женщины, готовой на все за
любовь", - висел огромный толстый хобот, которому мог бы позавидовать любой
секс-атлет.
Через всю грудь и живот Любки вилась затейливая вязь татуировки: "Лучше
умереть на хую у молодого парня, чем на лесоповале".
- Тоже верно, - заметил кто-то из моих соседей, кивая на эту сентенцию.
На обеих нежно очерченных округлостях Любкиных ягодиц чья-то уверенная
рука вытатуировала огромные сине-черные глаза. Так что, когда он перекатывал
своими прелестями, глаза оживали и начинали подмигивать Мой приятель -
румын, не отличавшийся стеснительностью и деликатностью, спросил Любку,
мылившего голову:
- Ну, а глаза на жопе, что означают, Любка?
Живо повернувшись к вопрошавшему, Любка ответил из-под мыльной шапки,
скатывающейся с плешивой головы на покатые плечи:
- А это, юноша, дорогой презент-сурприз от моего любимого дружка! В
молодости я такой поблядушкой в лагере была! Так он меня разложил и эти
глаза начертил, чтобы жопа знала, кто ее ебет. Ох, и натерпелась я тогда!
Месяц сидеть не могла, да он же еще и с еблей приставал.
Любка привстал и снова продемонстрировал свои ягодичные глаза. Банная
компания веселилась, но смеялись по-доброму, явно поощряя Любку на новые
интимные признания. Так с того вечера Любка стал вполне уважаемой и более
того - неотъемлемой частью лагерной жизни.
Любимой темой Любкиных речей (громких и явно рассчитанных на передачу
лагерному начальству) была золотая мечта о переводе его в так называемый
уголовный лагерь. Дело в том, что в СССР официально нет и не может быть
политических лагерей. Коммунисты не преследуют за мысли! Нет, ни в коем
случае! А как же статья 70-я, 190-я? Так это же политическая уголовщина! И
поэтому наш лагерь числился исправительно-трудовым учреждением для
особо-опасных государственных преступников. То бишь уголовников. Вот и
сидели в нашем лагере диссиденты, националисты, перебежчики, шпионы, но
более всего было коллаборационистов всех мастей, начиная от жестоких палачей
и кончая рядовыми полицаями и скромными охранниками, никого никогда не
убивавшими. Любка часто вопил на всю зону, особенно в ларечные дни:
- Отдамся любому за полкило подушечек!
Но никто не спешил на соблазнительное предложение. Любка сетовал:
- Бляди вы политические, никто меня здесь ебать не хочет! В уголовную
зону хочууу!
Жалобы Любки были явно преувеличенными, не могу с точностью судить о
его сексуальных победах и поражениях в зоне, но многие снабжали падкого на
сласти Любку пресловутыми подушечками (мерзость на вкус необычайная!).
Однако, как правило, это была плата отнюдь не за любовь, а за неистощимые
Любкины новеллы. Всеобщую же популярность он приобрел благодаря своим
жопошным глазам. Часто, особенно в воскресные дни, он крутился по зоне и
заговаривал с солдатами, скучавшими на вышках. Кокетничая, Любка заголялся,
показывая солдатам свой желтый зад и подмигивающие на нем глаза. Вскоре этот
аттракцион стал любимым солдатским развлечением. Иногда, воскресным погожим
днем, мы могли слышать ломкий юношеский голос с вышки:
- Эй, гражданка Любка, покажи глазки на жопе!
Временами этот аттракцион служил доброму делу для всех обитателей зоны.
Обычно это бывало в дни, когда нас навещали "рабоче-крестьянские" делегации