"Илья Глезер. Любка (грустная повесть о веселом человеке) " - читать интересную книгу автора

темный длинный предмет, оказавшийся безжизненным телом, укрытым холщевым
мешком. И Любка с горестью заметил, что из прорехи безжизненно выпадает
рука. На ее среднем пальце Любка успел увидеть знакомый серебряный с чернью
перстень Черного.
Так кончилась, рассыпалась, развеялась утренним осенним ветром
воровская малина, что была для Любки ночлегом и домом, тихим островом в его
бурливой воровской жизни. Он лежал в крапиве и, странно, слез не было. Все
выгорело, опустело в его душе. Где-то на самом дне зрела даже мучительная
сладкая радость. Нет Черного, нет Седого, нет Щуки. Нет свидетелей его
ночных унижений, нет кровавой связи и проклятой беспомощности. Снова и снова
Любка вспоминал скрюченный палец Черного со знакомым перстнем и почти
физически ощущал сладкую боль, что причинял ему злорадно ухмылявшийся Черный
этим самым перстнем, когда его корявый палец проникал в Любкмну плоть.

VI

Весь день, до первых звезд, пролежал Любка в зарослях у пролома в
заборе. Видел, как шастают по двору менты, вытаскивая воровские пожитки.
Только убедившись, что последний грузовик с ворчанием прогрохотал по
мостовой и скрылся в клубах сиреневой пыли, выполз Любка из своего зеленого
укрытия и, прихрамывая, побрел дворами к Вокзальной, названной
Комсомольской, площади. На немногие сохранившиеся у него рубли купил он
билет, и понес его общий бесплацкартный вагон из Москвы на Волгу, в давешний
городок, что после московской адской жизни казался Любке раем обетованным.
Мерно стрекотали колеса, словно полк шагал в ногу по железному мосту.
Соседи Любкины один за другим засыпали, убаюкиваемые непобедимым ритмом
движения. Напротив Любки прикорнула у окна гражданка средних лет, цепко
ухватившаяся за плетеную сумку, пристроенную на коленях. Время от времени
гражданка, вздрагивая, просыпалась и, пугливо озираясь, что-то щупала и
проверяла в сумке. Для Любки, прошедшего начальную воровскую школу, эти
движения были что для кота вид молока, налитого в блюдце. И фраеру было
ясно, что в сумке у гражданки было что-то весьма интересное. Любка скрутил
из носового платка нечто подобное кульку, запихнул в него свой рваный,
пустой кошелек, пивную бытылку, валявшуюся под лавкой, спичечную коробку и
стал терпеливо ждать. Вот гражданка отворила отекшие глаза, осоловело повела
ими вокруг и, встрепенувшись, снова ухватилась за сумку. Успокоенная, она
стрельнула прояснившимся взором прямо в Любкино лицо. Он уже был наготове.
- Сладко вы дремлете, тетенька!
- Да поезд-то укачивает. Словно младенца в люльке. Неволей заснешь! А
ты куда, голубчик, путешествуешь?
- Да в Н-ск, - Любка назвал первый попавшийся в памяти город, - К
родственникам на побывку.
- А, на сладкие пироги потянуло. Москва-то, она не мамка - даром не
накормит!
Разговор весело замельтешил, подогреваемый ночной скукой и тишиной
Улучив момент, Любка, указав на свой импровизированный узелок, попросил
гражданку последить за "добром", а сам направился в туалет. Вернулся он
минут через двадцать, внося в душное отделение вагона ночную свежесть.
- Ишь ты как долго - живот, что ли, прихватило? Я уж думала часом не
сошел ли ты с поезда-то.