"Юрий Глазков. Раскрывалка (Фантастический рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Бобби опять умолк, очевидно погружаясь все глубже в воспоминания, лоб
морщился, гримаса боли легла на лицо.
- На все воля божья, на все. - Голос звучал спокойно, как на
исповеди.
- Вот, вот. Меня словно кто-то подтолкнул, словно кто-то вложил в мою
руку тяжелый железный прут. Она так стонала, наша бедная Салли, так
стонала, видно, кричать ей было трудно, а он душил и душил ее... Я ударил
его прутом; затылок его был в толстых складках, по ним я и ударил, он
хрюкнул и затих... прут был слишком тяжел... я убил его. Я убийца.
- Это как посмотреть, с одной стороны, так, а с другой, все
представляется по-другому.
- Я сбежал, было темно, Салли меня не видела, слава богу, а прут я
кинул в канал, рядом с рестораном. Иначе я не мог, не мог, понимаешь, не
мог, хоть с какой стороны ни рассуждай. Иначе что было бы с Салли?
- В церкви учат, что все мы люди, братья и сестры.
- Братья! Сестры! Да, мама, я виноват, я допустил слабость, я выждал
и вернулся, никого рядом не было, я вынул из его кармана кошелек, он на
чердаке за пятым кирпичом в трубе со стороны лестницы. Прости, мама, но
деньги нужны, Салли опять может попасть к такому в лапы. Какой он мне
брат, а Салли ему какая сестра?
- Да, да, все не безгрешны. Но все-таки...
- Мама, не терзай меня и себя, меня взяли по подозрению, я не
сознаюсь, иначе что будет с вами, у них нет доказательств, я все спрятал,
а дождь все смыл, он пошел сразу же, как я убежал с кошельком, бог на моей
стороне, он за нас, за бедных. Ты никому ничего не говори, мама... Ну...
Никому, смотри, никому. Здесь нельзя ни о чем говорить, здесь, наверное,
все подслушивается, я иногда думать даже боюсь... Я спать хочу, хочу
ужасно спать, я устал, я буду спать... мама.
Голова Бобби упала на грудь, он спал глубоким сном.
Министр сидел, замерев и не веря происходящему.
- Стоп, Фил! - Хил улыбался до ушей. - Вот так, сэр, он все рассказал
сам, сам, и от этого уже не отвертишься. Теперь мы ему разрешим спать,
пусть спит. Он очнется через сутки, не меньше, у всех так было, и начнется
период страшных мучений. Память подскажет, что он сделал что-то не так,
что он говорил о своем преступлении, а вот было ли это наяву или во сне,
он точно не поймет. А раз так, то жизнь его станет нетерпимой, он не
понимает, что знаем мы, а что не знаем. Дальнейшая игра проста, и
кончается она одним и тем же - признание и требование суда, то есть
публичного признания. Это как удалить больной зуб, измотавший тебя
постоянной ноющей болью. Публичная казнь - признание - вот в чем видят они
свое спасение. Правда, бывают и такие, которые молчат. Но для них у нас
есть еще один "подарок".
- Ладно, Хилл-психолог, я кое-что понял. Но удивлен, с какой стати он
взял и все рассказал, и почему, например, ты не задаешь вопросы голосом
матери или кого-то еще, близкого, а эта машина бормочет что-то несвязное.
- Сэр, ваши вопросы совершенно справедливы, тут нет ничего заумного,
и если вы позволите, то Фил по этому поводу выскажется.
- Ну что же, валяй, Фил. - Министр обрел себя, так как разговор вышел
из рамок непонимания происходящего и теперь не надо было стараться
выглядеть компетентным человеком, "делать рыло", как любил шутить сам