"Теодор Гладков, Лука Кизя. Ковпак ("Жизнь замечательных людей" #524) " - читать интересную книгу автора

хлопоты в постылой Фесаковой лавке и надоевшие до невозможности разговоры
Фесачихи о его, Сидора, близком "счастье" с их старшей. Одиннадцать лет
безвозвратно потратил Сидор на преумножение чужого добра, а потому, конечно,
не нажил собственного. Конец всему - и дальновидным хозяйским расчетам, и
собственным Сидоровым размышлениям, как жить, что делать дальше, положила
солдатчина.
Сидора Ковпака "забрили" в 1909 году, определили рядовым в Асландузский
резервный батальон, вскоре реорганизованный в 186-й пехотный Асландузский
полк, расквартированный в Саратове.


СОЛДАТ ПРАВДУ ИЩЕТ


Неведомо кем и когда пущена была в люди поговорка: "За богом молитва, а
за царем служба не пропадет".
Что именно хотел сказать ее создатель - теперь не угадаешь. Одно стало
ясно Сидору Ковпаку очень скоро - человек тот сам в солдатах служил вряд ли.
Нескончаемой мукой, телесной и душевной, была та служба. Тяжелее солдатской
серой шинели в царской России был разве что полосатый арестантский халат.
Для солдата даже гордого слова этого - "солдат" не существовало, потому как
именовался он - "нижний чин", которому, как и собакам, запрещался вход даже
в чахлый городской сквер.
Казенный предмет, у которого две руки - для стрельбы из винтовки и
метания гранат (у правой дополнительная обязанность - козырять начальству),
две ноги для топтания плаца в ежедневной муштре, голова с ушами, чтобы
слушать команды унтеров и офицеров да соображать ровно столько, чтобы
исправно и бездушно исполнять их. Вот и все. Но знай главное: "за царем
служба не пропадет".
Фразу эту слышал Сидор Ковпак, должно быть, тысячи раз с того дня, как
рекрутом отправили его из Котельвы в волость, а потом и в уезд. Навсегда
кошмарным воспоминанием остались последние дни в слободе. Голосили по парню
родные, как по покойнику.
Рекруты гуляли: "Па-а-следний но-о-нешний денечек..." Напивались до
бесчувствия. Горланили песни. Для многих то был первый и последний день в
жизни, когда все можно, все дозволено. Потому что завтра ты уже не человек,
ты - солдат, среди людей отрезанный ломоть.
Никогда потом, даже достигнув генеральских чинов и преклонных лет,
Сидор Ковпак не был врагом ни бутылки, ни крепкого словца, ни веселья от
сердца. Но не терпел никогда ни бражничества, ни похабщины, ни пьяного
разгула. И к себе, и к людям подходил с одной меркой, умел и прощать, и
беспощадно осуждать. Мудрость пришла с возрастом, с житейским опытом. Но
тогда - в девятьсот девятом - он ни прощал, ни осуждал своих сверстников,
гудевших на всю Котельву, только жалел, потому как понимал, что гуляют и
буйствуют в пьяном угаре глубоко несчастные люди... Сколько мог, удерживал
Сидор хлопцев от последних крайностей, от непоправимого. Зачастую ему это
удавалось, было что-то в его цыганских глазах - властных, решительных,
твердых, - что без слов смиряло и самых расходившихся.
Отшумели материнские причитания, отбуянили положенное новобранцы,
отстучали железные версты вагоны эшелона. Вот он, город Саратов, казармы