"Федор Васильевич Гладков. Вольница (Повесть о детстве-2)" - читать интересную книгу автора Она взволнованно подбежала к кровати и над изголовьем ее потрогала
пальцами маленький колокольчик, привязанный к гвоздю. Колокольчик залился птичьими трелями. - Видишь, какой звоночек миленький! Уж больно я люблю песни петь, а он мне подзванивает. Сроду ни у кого не найдешь такой радости. Ты не подходи к нему, он чужих не любит. А привыкнет к тебе - и сам будешь играть с ним. - Я тоже пою: в моленной пел и сам всякие песни знаю. - Господи! - заликовала Дунярка. - Да ты и говоришь, как поешь, и голосочек тоненький. Да мы с тобой бесперечь петь будем. Она пристально уставилась на меня своими голубыми глазами и вдруг чихнула и крикнула: "ах!" Потом чужим голосом учтиво сказала: - Чихирь в уста вашей милости! И сразу же с улыбкой прозвенела, кланяясь и гибко приседая: - Красота вашей чести! Я очарованно смотрел на нее и смеялся. Она мне нравилась все больше и больше. В комнату ввалился отец с большим узлом, перетянутым веревкой, потом мать с Манюшкой, которые внесли сундук. Манюшка юлой закрутилась по комнате и закудахтала: - Вот тут, направочко, вы и устроитесь. Кроватки нету - на татарском купите, когда деньжонок накопите. А то, может, и Павел Иваныч из сарая ублаготворит. - И она по секрету прошептала: - У него в сарае-то всякого добра очень даже много. Уж такой рачитель, да такой скупой, что мышь не проберется и воробей ничего не выклюнет. Только лошади у него, как барыни: сытые, статные. Дома-то у него все в отрепьях ходят. А сын Триша совсем от Мать приложила конец платка ко рту и села на скамейку, как больная. Упавшим голосом она спросила: - Чего это здесь у вас, тетя Маша, смрад какой? Тошно-то как!.. Отец помолился на икону, как полагается по обычаю, поклонился Манюшке, Дунярке и стенам и проговорил торжественно: - Здорово живете! Мир дому сему! Манюшка тоже поклонилась ему и истово пропела: - Подите-ка, гостенечки дорогие! Не обессудьте! Чем богаты, тем и рады. И уже обычной скороговоркой затараторила: - Это тут - через сени - старушонка живет. Рыбу вялит. Уж так-то все сплошь провоняла - моченьки нет. Павел Иваныч ругмя ругает ее, все выгнать грозится, а спроть рубля с полтиной и его крутой характер смиряется. За копейку удавится. Лошадки-то гладки, а семья впроголодь мается. В моленной вздыхает, стихиры поет, а за злато-серебро душу продаст и бога обманет. И вдруг с испуганным лицом замахала руками и захныкала: - Матушки мои, да чего же это я с ума-то схожу от радости? Дунярка, самовар ставь скорее, да в лавочку беги - кренделей купи! Отец щеголевато, как-то бочком, протянул к ней руку и с достоинством запротестовал: - Ты, Марья Васильевна, не хлопочи: Павел Иваныч сейчас на чай приглашал. Не траться зря. Мы и так стеснили тебя. Манюшка изобразила ужас на лице, бросилась к нему и к матери и замахала руками. - И думать не думайте! И в душе не держите! Да чтобы братец угощенье |
|
|