"Федор Васильевич Гладков. Вольница (Повесть о детстве-2)" - читать интересную книгу автора

пьяницы... хозяйское добро не хранят. Возьми, говорит, телегу, забирай жену
и всю свою хурду-мурду, будешь жить во флигельке. Там одна старушонка живет,
рыбу вялит, провоняла весь двор. Выгоню ее. А вы покамест с Манюшкой
поживите. В тесноте, да не в обиде.
И, рассказывая, отец расторопно хватал то узел, то мешок и клал их на
телегу. Мне понравилось, что он отстранил мать, когда она хотела помочь ему.
Сначала он посадил на телегу ее, а потом помог влезть и мне. Я никогда еще
не видел его таким великодушным и заботливым. Посветлела и мать, поглядывая
по сторонам. А на телеге я совсем успокоился: отец, как и в деревне,
подгонял лошадь вожжой и чмокал губами. Телега трясла нас, похрамывая на
колдобинах. Избы с конечками, со ставнями и тесовыми крышами по обе стороны
кочкастой улицы, с лужком и какой-то колючей, злой травой у дощатых заборов
были такие же, как в деревне. Собор остался позади, но я даже спиной
чувствовал его громаду и золотое сверкание его связанных вместе главок. На
краю города избы были старенькие, приземистые, и везде на окнах висели
занавесочки, а на подоконниках цветочки в плошках. На одной из таких улиц из
подворотен выскочили пестрые собаки и с лаем и воем бросились на нашу телегу
и на лошадь. Отец с веселой злостью хлестал их ременным кнутом и смеялся,
когда удавалось ужалить особенно нахального пса. Я тоже смеялся. Так эти
яростные стаи собак провожали нас до самого конца.
Мы остановились перед воротами маленького трехоконного домика. Отец
скрылся за калиткой и загремел во дворе засовом. Я успел заметить справа за
избами колокольню с синей луковицей, а в конце улицы, в мутной дали -
черные, низкие сараи, крытые камышом. Над ними размытым облачком маячил
бурый дым. Позже я узнал, что в этих сараях коптят рыбу.
Мать слезла с телеги и с оторопью пошла к калитке. На крыльце избы
стоял бородатый мужик в синей вышитой рубахе, в жилетке, в сапогах. Рядом с
ним стояла тощая женщина с желтым морщинистым лицом, тупым, застывшим,
келейным. Кубовая юбка и холщовый фартук показались мне грязными и очень
поношенными. Налево в открытых воротах каретника виднелись оглобли и облучки
двух пролеток. В глубине двора ушла в землю по самые оконца старенькая
избушка. Сбоку, перед избушкой, на слегах бахромой висела рыба. Воздух был
смрадный, протухлый, и мне сразу же стало тошно. Мужик сошел с крыльца
по-хозяйски степенно и остановился поодаль от телеги. Мать поклонилась ему и
пропела:
- С добрым здоровьем, Павел Иваныч!
Потом обернулась к женщине и тоже низко поклонилась.
- Здорово, Офимья Васильевна! Низкий вам поклон от сродников.
Павел Иваныч не ответил на поклон, а только буркнул нехотя:
- Добро пожаловать!
А женщина молча поклонилась и поднесла фартук к глазам.
- Ну, распрягай, Василий! - распорядился Павел Иванович. - Телегу
поставь на место, за каретник, лошадь отведи в конюшню. Хурду свою отнесите
во флигель. Потом приходите чай пить.
И он медленно пошагал к крыльцу, не оглядываясь.
Потом уже с крыльца спросил:
- Сколько лет парнишке-то?
- Десять годков, Павел Иваныч, - с услужливой торопливостью ответил
отец.
- Ладно. И ему найдем работу.