"Федор Васильевич Гладков. Вольница (Повесть о детстве-2)" - читать интересную книгу автора

никогда не услышит. Перемена ее была только пробуждением от кошмара, который
давил ее многие годы. Мне и теперь было жалко ее: она и радоваться-то
отвыкла, словно еще была больна, и смех ее был странно придавленный, как
будто вынужденный. А когда она внезапно свежела и в глазах ее сверкали
прозрачные ручейки, она вздрагивала и озиралась. В ней еще трепетал душевный
надрыв, который ощущался и в дрожании рук, и в тревожной задумчивости.
Когда пароход подошел к царицынской пристани, плотно сбитая толпа
стояла на палубе и нетерпеливо напирала на перила. На нее орали матросы и
отталкивали плечами тех, кто одурело рвался вперед.
Сверху, с гармонистом и дерзкой бабенкой, свалилась разудалая компания
парней. Купец Пустобаев, высокий и жирный, с опухшим лицом, с растрепанными
полуседыми волосами, властно шагал на толпу. Не останавливаясь, он хрипло
рявкнул:
- А ну-ка, Костя, гаркни!
И гармонист гаркнул во всю глотку:
- Расступись, сырая вобла, сам хозяин идет! Шапки долой и башки
подмышки!
И он оглушительно заиграл на гармонии, позванивая колокольчиками.
Толпу словно разрезало плетью, и она сразу отхлынула в обе стороны. Все
эти чапанники, лапотники и лохмотники угодливо закланялись, заулыбались,
покрикивая друг на друга:
- Подайся, ребята! Дай дорогу! Пошире, ребята!.. Сам идет! Сколь тыщ
народу кормит.
А Пустобаев вел под руку веселую бабенку, шагая угнетающе-грузно, как
владыка. На мостках он остановился, оттолкнул ее и осовело оглядел
сдавленных людей. Взвизгивали и плакали бабы, кричали младенцы. Пустобаев
засунул руку в карман, вытащил горсть серебра и бросил вправо и влево на
волосатые головы. Началась свалка: и мужики, и бабы, и парнишки, падая друг
на друга, отшвыривая один другого, ползали по полу, вырывали добычу друг у
друга. Валялись на полу мешки, сундучки, сумки, тюки, люди спотыкались,
падали на них и опять вскакивали.
Пустобаев стоял на сходнях и, уткнув толстые руки в бедра, широко
разинув рот, трясся жирным телом.
- Ох, дураки дубовые!.. Ох, скотина безмозглая!.. Черви поганые! Вот
так братья во Христе!
Хохотали и матросы у перил, хохотала толпа на пристани. Кто-то из
стоявших позади людей крикнул, заикаясь от гнева:
- Эй ты... боров жирный! Как не стыдно над людями издеваться! Взбесился
от жиру-то...
Пустобаев перестал смеяться и медленно повернулся на этот гневный
голос. Его заплывшие глаза еще смеялись, ноздри раздувались, но лицо
потемнело.
- Это кто там лает из подворотни? Выходи! Говори прямо в лоб!
- У тебя, ваше степенство, лоб дубовый: его не пробьешь словами.
- Выходи, не бойся, погляжу на тебя, как на диковину. Меня еще никто не
хлестал так смело. Выходи, полюбуюсь на тебя, обличителя.
Но тот же голос ехидно оборвал его:
- Из-за тебя, живоглота, не хочется в остроге сидеть. Ты ведь и
губернаторов за шиворот хватаешь.
Мимо нас сердито прошел высокий капитан во всем белом и, расталкивая