"Федор Васильевич Гладков. Вольница (Повесть о детстве-2)" - читать интересную книгу автора

- Правды, Варварушка, не угомонишь, а душа - не курица: крылышки ей не
свяжешь.
Галах долго и молча глядел на Онисима одурелыми глазами пьяницы, потом
встал, разболтанно подошел к старику и угрюмо прорычал:
- Сорок твоих монет получишь. С пьяных глаз вышло. А сейчас поиграть с
тобой захотел.
Онисим отмахнулся от него:
- Иди, иди, Башкин. Мне денег не надо. Меня ограбить нельзя, я
неразменным рублем живу. Иди-ка, иди, дружок, не мешай матери в ее горести.
Маркел с безумными глазами рванулся к галаху и со всего плеча ударил
его по уху. Галах грохнулся на пол. Пассажиры невозмутимо лежали на своих
пожитках.
- Ты это что делаешь, Маркел? - вдруг властно крикнула Варвара
Петровна. - В тюрьму захотел?
Маркел тяжело дышал, раздувая ноздри. Онисим подбежал к галаху, ощупал
его грудь и лицо и, успокоенный, подхватил Маркела под руку и посадил его на
пухлый узел, туго перевязанный веревкой.
- Ничего... оглушил маленько. Сейчас очухается. Так вот сослепу и
гибнет человек. Затмится ему, озвереет - и пропал...
Маркел молчал, ворочая белками, как не в своем уме. Варвара Петровна
гневно посматривала то на лежащего галаха, то на Маркела. Мать в ужасе
обхватила меня обеими руками, и я слышал, как у ней глухо стучало сердце.
Галах поднялся на руки и отполз на свое место.
Этот маленький мертвец был наглухо завернут в лоскутное одеялко, а
Ульяна прижимала его к груди, но он стоял перед моими глазами голенький,
восковой, окоченевший.
В душевном угнетении я заснул бредовым сном и не слышал, как пароход
причалил к пристани и как Онисим и Варвара Петровна сошли вместе с Ульяной и
Маркелом на берег.
Проснулся я, как после угара: с головной болью, с тяжестью в теле, с
беспокойством в сердце. Попрежнему грохотали и пыхтели машины и толкали
пароход при каждом вздохе. Направо, сквозь чадный дым, врывалось на палубу
солнце. Там слышно было бурное кипенье воды, всплески волн и визгливые крики
чаек. Пассажиры хлопотливо ворошились среди своих пожитков - готовились к
выходу и были взволнованы ожиданием. Вчерашний галах с сизым, опухшим лицом
сидел на голом полу и тянул водку из горлышка бутылки. Мать как будто
обрадовалась, что я проснулся, и улыбалась мне глазами. Отец надевал
поддевку и весело торопил меня:
- Вставай проворней, сынок, пойдем на пристань, купим чего-нибудь. А
потом мы с матерью пройдемся. Сейчас к Царицыну причалим.
Он повел меня к умывальнику на открытом борту и даже сам отвернул кран.
Меня ошпарило, ослепило солнце. Вообще отец стал относиться ко мне ласково и
мягко, и я часто ловил на себе его зеленоватые, самоуверенные глаза. Но мне
непонятна была перемена в поведении матери. Ни забитости, ни молчаливой
обреченности уже не было в ней. Она будто выздоровела, а в глазах хоть и
осталась дымка печали, но они блестели теперь нетерпеливым любопытством и
мечтательным лукавством. Да и к отцу стала относиться без боязни. Вышивая по
канве и тихонько напевая песенку без слов, она вдруг ни с того ни с сего
посмеивалась и шутила:
- Купил бы ты мне, Фомич, яблочков на пристани?.. страсть поесть охота!