"Федор Васильевич Гладков. Вольница (Повесть о детстве-2)" - читать интересную книгу автора Маркел захохотал, встряхивая большое свое тело.
- Говорок! Верь-то верь, да на верии - дверь. Лезь в подворотню, Вася. Из подворотни ползти вольготней. У мужика - хребет крепкий: хоть трещит, да дюжит. - Вот и я говорю, - подтвердила Варвара Петровна. - Не ползти, а на ногах держаться надо. Хоть лежачего и не бьют, зато мнут. Она ласково провела ладонью по спине матери и подтолкнула ее вперед. А лицо матери улыбалось от смущенной радости, и глаза блестели. Пошла она очень легко, прихорашиваясь, ощипываясь, оглядывая себя, и видно было, что она стыдится своего деревенского вида. А меня все время привлекали невиданные пузырьки лампочек с раскаленными завитыми проволочками: это было тоже чудо. Я знал только горящую лучину, восковую свечу, коптящий маргасик и керосиновую лампу, которая висела над столом в избе. Но красный накал тоненькой проволочки в стеклянном шарике - огонек, который появился неизвестно откуда и неизвестно как, совсем околдовал меня. Я не отрывал от пузырька глаз и следил, как дрожит в нем красная, пушистая от огня ниточка. Маркел поднялся на локте и поглядел вслед Варваре Петровне и матери. Отец тоже смотрел в их сторону: он был польщен участием учительницы. - Еще молода бабенка-то моя, а на всю деревню отличалась. Другие, как колоды, а она - аккуратная, чистоплотная, говорит - как поет. Да и в семье у нас все этакие урядистые. Маркел пропустил слова отца мимо ушей и ткнул пальцем вслед женщинам. - Барыня - не барыня, и на бабу не схожа. Ни пава, ни ворона. По умственности ученая, а по обычаю вроде как с чернядью. Словно как бы у Он опять распластался на своем тряпье. Отец и тут хотел показать свое превосходство над Маркелом. - Есть у нас такие чудаки-баре - в народ идут, народ жалеют. Для души. Вот рядом с нами - богатеющий помещик Ермолаев, Михайло Сергеич. Ни в чем мужику не отказывает, по избам ходит, и обращение ласковое: мужички! мужички! Не такой, как другие собаки. А то вон в Дубровке есть тоже Малышевы Сергей Андреич и Лександра Семеновна... тоже баре. Только с мужиками и знаются. За народ в Сибири страдали. Маркел заколыхался от смеха. - За народ!.. Милостыньки я им не подам и в батраки не пойду за семишник. Тут, голова, неспроста: не та собака злая, которая лает, а та, которая тишком да молчком за портки цапает. Они, ласковые-то баре, для души льстивые: не заметишь, как под шумок охомутают. У нас тоже такой благодетель оказался: земля - божья, мужички, труд - ваш, а нас уважь!.. Да так опутал, что из году в год полдеревни по миру ходит. - Ну, Малышевы-баре не такие... - запротестовал отец и упрямо насупился. - Малышевы за мужика - горой, а Ермолаевы - не мироеды: всегда - по закону. Жаловаться на них грех. - Ты, Вася, мне не перечь! - рассердился Маркел и даже сел от волнения. Он схватился за бороду, и в глазах его сверкнула злоба. - От эдаких ласковых бар я насилу ноги уволок. Все под метлу вымели: и избу, и скотину продали, и из коробья все выгребли... Ульяна завозилась и заплакала. - Будет тебе сердце-то надрывать, Маркел... |
|
|