"Федор Васильевич Гладков. Вольница (Повесть о детстве-2)" - читать интересную книгу автора

вниз...
- Нет-с, не потому, - весь вздрагивая от нервного возбуждения, перебил
его господин в пенсне. - Не поэтому, уверяю вас. Нет-с, это владыка нашего
времени - господин капитал... Это так-с, так-с...
Варвара Петровна потянула меня за рукав, и мы пошли по другой стороне
парохода - на нос. Дул прохладный встречный ветер и трепал мои длинные
кудри. Но на легкой зыби реки четко и глубоко отражалось небо и белые рваные
облака. Песчаная полоска берега мерцала так далеко, что сторожевой столб
казался тоненькой палочкой. За зеленой бахромой лозняка синела на горизонте
длинная полоса лесов. И чайки, которые сидели на песчаных отмелях и роились
над берегом, чудились белыми пушинками одуванчика. Все - и этот голубой
разлив реки, и это небо, и дали, и пароход - казалось огромным, необъятным,
воздушным, полным напряженного движения. Это был новый мир, о котором я не
читал ни в одной сказке и не слышал ни от бабушки Натальи, ни от
Володимирыча. В их рассказах чужая сторона, большие дороги и села ничем не
отличались от нашей деревни и столбовой дороги, по которой мы ехали на
телеге в Саратов. И люди были такие же домашние, как и у нас в Чернавке. А
здесь жизнь бурей вырвалась на волю и несется куда-то в безвестную даль.
На правом берегу отвесные обрывы в оползнях и обвалах уходили назад,
один другого выше. Потом они вдруг исчезали, и открывалась широкая зеленая
долина в лесах и большое село с белой колокольней. На берегу маячила
двухэтажная голубая пристань, а на ее палубе ворошились люди.


III

Вечером, когда тускло зажглись на стене желтые спиральки в стеклянных
пузырьках и многие пассажиры уже храпели, Варвара Петровна встала со своего
чемодана и позвала мать:
- Пойдем-ка погуляем с тобой, Настя, наверху, а то ты совсем здесь
увяла.
Отец сидел, обхватив колени, и разговаривал о деревенских делах с
Маркелом, который лежал на спине рядом с Ульяной.
- Я похожу, Фомич, маненько, а то всю голову разломило... - робко
обратилась мать к отцу. Он недоверчиво смерил взглядом Варвару Петровну и
неодобрительно покосился на мать.
- Иди... только не задерживайся. Здесь - всякий народ.
- Да уж ты, Василий Фомич, доверь ее мне, - пошутила Варвара
Петровна. - Охраню ее от всякой напасти. А уж ежели вы на ватаги едете, так
ей придется самой о себе заботиться, на своих ногах стоять. Артель робких не
жалует.
Отец хотел показать себя перед нею учтивым, понимающим, как надо
держать себя с образованными людьми: он тряхнул кудрями, многозначительно
усмехнулся и переливчатым голосом ответил:
- Мы сызмала привычны к толчкам да пинкам, Петровна. Хуже худого не
будет, а хорошее в душе хороним и сберегаем себя от лукавого, от мирского
греха.
- Со своей чашкой, Василий Фомич, далеко не уйдешь. - Варвара Петровна
засмеялась. - Разобьют ее - обмирщишься.
- Я богу верю, а не зверю.