"Наталия Гинзбург. Семейный беседы: Романы, повести, рассказы " - читать интересную книгу автора

уроки, гонял в футбол. Среди всех видов спорта отец признавал только горные.
Остальные называл либо легкомысленными светскими развлечениями, как теннис,
либо напрасной потерей времени, как плавание; море, пляжи, песок он
ненавидел; что же касается футбола, то его отец к спорту даже не причислял,
считая игрой уличных сорванцов. Джино учился хорошо, Марио тоже, Паола не
училась, но отцу не было до этого дела - ведь она девушка, а девушке, по его
мнению, учиться вовсе необязательно: все равно потом выйдет замуж; так, про
меня отец даже не знал, что у меня не клеится с арифметикой, только мать
переживала, ведь это ей приходилось со мной мучиться. Альберто же совсем
забросил учебу, и отец, другими сыновьями к этому не приученный, разражался
страшным гневом, когда Альберто приносил домой плохие отметки или его
временно исключали из школы за недисциплинированность. Отец переживал за
будущее всех своих сыновей и, просыпаясь по ночам, говорил матери:
- Что будет с Джино? Что будет с Марио? - Но за Альберто, который был
еще гимназистом, он не просто переживал, а находился в состоянии настоящей
паники. - Каков негодяй! Каков мерзавец!
Он даже не называл Альберто "ослом", потому что это в применении к
Альберто казалось ему недостаточным: вина Альберто была неслыханной,
чудовищной. Альберто либо гонял мяч на футбольном поле, откуда возвращался
весь грязный и нередко с разбитыми в кровь коленками и забинтованной
головой, либо шлялся где-то с друзьями и всегда опаздывал к обеду. Сидя за
столом, отец нервничал, двигал стаканы, крошил хлеб, и неизвестно было, на
кого он в данный момент сердится - то ли на Муссолини, то ли на Альберто, до
сих пор не вернувшегося домой.
- Негодяй! Мерзавец! - восклицал он, когда Наталина вносила суп.
Обед продолжался, и гнев отца все возрастал. К десерту появлялся
наконец шалопай - свежий, розовый, сияющий. Вот кто никогда не дулся и был
неизменно весел.
- Негодяй! - гремел отец. - Где ты пропадал?
- В школе, - отвечал Альберто своим звонким мальчишеским голосом. - А
потом пошел проводить друга.
- Друга! Негодяй - вот ты кто! Уже удар пробил!
"Ударом" отец называл час дня и то, что Альберто вернулся после
"удара", воспринимал как неслыханный проступок.
Мать тоже жаловалась на Альберто:
- Вечно он грязный! Мотается повсюду, как оборванец! Только и делает,
что выпрашивает у меня деньги! А учиться не желает.
- Я сбегаю на минутку к Пайетте. Сбегаю на минутку к Пестелли! Мам, дай
две лиры, а? - Это была обычная песенка Альберто, других от него не
слыхивали. И не потому, что он был необщителен, напротив, его общительности,
подвижности и веселости мы могли бы позавидовать, просто он очень редко
бывал дома.
- Вечно он с этим Пайеттой! Все Пайетта да Пайетта! - Имя "Пайетта"
мать произносила с каким-то особым раздражением, словно взваливая на него
вину за частые отлучки Альберто.
Две лиры были даже тогда небольшой суммой, но Альберто просил по две
лиры несколько раз в день. Вздыхая и гремя ключами, мать отпирала ящик
своего бюро. Альберто вечно нужны были деньги. Он повадился сплавлять
букинисту книги из нашей библиотеки, так что стеллажи постепенно пустели, и
отец время от времени безуспешно искал нужную ему книгу. Во избежание