"Лев Владимирович Гинзбург. Бездна " - читать интересную книгу автора

потом возвращаешься, в грязи и в пыли, и прекрасную ощущаешь усталость. И
была, как бы в награду за труды, [45] радость допроса, когда перед тобой
человек - у него руки, у него ноги, и у него борода, и губы, и вот всю эту
гармонию его лица ты можешь нарушить, испортить в один миг, смазав ее
кулаком или плетью. И потечет кровь, и этот благопристойный и приличный нос
превратится в сливу, заплывет глаз, а тебе ничего ровным счетом за это не
будет, тебе даже спасибо скажут и повысят в чине.
Была и другая радость, сладкая, тайная: там, за дымными просторами
России, - сокровенная, интимная Германия, милый, мирный, святой в своей
чистоте дом, где в длинных ночных рубахах дети и жена, которая ждет. И
Кристман пакует чемоданы, он любовно укладывает туда куклу, медвежонка, и
часы, и радиоприемник, и трикотаж, и меховые вещи. Томка однажды
подсмотрела, как он собирал такую посылку, но вот выписка из показаний
военнопленного эсэсовца: "В феврале 43-го года, при эвакуации зондеркоманды,
Кристман заезжал в Симферополь, там оставил ценности - три сундука советских
денег, а награбленное золото переправил в Германию..."
Но была еще, слава богу, и идея - потому что ничего бы не стоила вся
эта война, и убийства, и рвы, было бы просто кровавое безумие, безобразие,
если бы не идея, ради которой все это делается. С идеей жить было легко,
удобно (всегда находилось внутреннее оправдание - "я одержим идеей", "я
фанатик") и выгодно: за верность идее платили, причастность к ней сама по
себе была источником дохода, она давала деньги и власть. И Кристман
благодарил фюрера за то, что идея была такой выгодной, ясной, гениально
простой: нужно очистить человечество от скверны ("скверной" считалось все
[46] человечество, кроме немцев), через кровь и трупы проложить дорогу
"новому порядку" (вся предыдущая история была, по существу, беспорядком) - и
тогда на этой крови расцветут розы, и музыка будет играть, и все будут
разговаривать по-немецки.
Вот как он жил, не жалея сил работал. Работы у Кристмана хватало, редко
когда удавалось уложиться в составленный им самим распорядок дня: 7.40 -
построение, информация о последних событиях (для офицеров), 8.00-12.00 -
занятия, 12.00-13.00 - обед, 13.00-17.00 - занятия, с 17.00 - отдых.
Четыре оперативные группы занимались каждая своим делом. Лейтенант
Кирмер, в прошлом полицейский сыщик, возглавлял группу (12 офицеров) по
выявлению советского актива. Лейтенант Сарго отвечал за борьбу с
партизанами, его группе доставалось больше всех. Но боевого опыта у Сарго
было не много, до войны он был крупным виноделом и теперь еще тяготел к
коммерции, присматривался к виноградникам под Краснодаром: неплохо бы
прибрать их к рукам, построить здесь винный заводик...
Группу спецпроверки русского населения возглавлял лейтенант Пашен,
старый разведчик, который в довоенные годы был резидентом чуть ли не во всех
западноевропейских странах. Он хорошо изучил французов, англичан,
итальянцев: каждая нация требовала своего подхода, своего "ключа"; впрочем,
Пашен был убежден, что к каждому человеку при желании можно подобрать
"ключ", надо только знать, какую человеческую эмоцию следует при случае
использовать, потому что "сыграть" можно на всем - на убеждениях и
предубеждениях, на достоинствах и недостатках, на любви и ненависти, на
страхе и на [47] отчаянной смелости, на самолюбии и на самоуничижении, на
элементарном желании выжить и на отвращении к жизни.
Однако Пашен, так же как и Кристман, все больше убеждался, что в России