"Лев Владимирович Гинзбург. Бездна " - читать интересную книгу автора

воспользовавшись отступлением немцев, прибежали к зданию зондеркоманды,
надеясь спасти арестованных. Мы пробрались в подвал. Фонаря ни у кого не
оказалось, поэтому мы освещали себе путь спичками и факелами из бумаги.
Двери в коридор уже до нас были кем-то открыты, Когда мы [43] зашли в
коридор, то увидели там много обгоревших мужских трупов, но сколько их было,
я сказать затрудняюсь, так как мы их не считали, да и освещение было очень
слабое. В конце коридора у стены мы увидели обгоревший труп женщины, которая
прижимала к груди труп ребенка, трех-четырех лет.
В глубине подвала, в левой стороне, часть стены была обрушена, оттуда
шел сильный запах горелого мяса..."


* * *

Томка в это время была уже на западной окраине города, собрала свое
барахлишко, сидела в обтянутом брезентом кухонном грузовике.
"...Запомнила я об этом отступлении только как ехали мы через
Краснодар, видим - висят повешенные..."
И никакой попытки бежать, воспользоваться суматохой!
"...Да уж куда мне было бежать, если я как бы связала свою судьбу с
ними".
От Кристмана действительно уйти было нелегко. Он цепко держал в своих
руках не одну только Томку, вся команда, вплоть до старших офицеров, его
боялась, такой он обладал силой. Может быть, тут играла свою роль должность
Кристмана, огромные, неограниченные права, которые он имел над жизнью и
смертью людей, права, которые его самого убеждали в том, что он является
"сверхчеловеком".
Говорят: не место красит человека, а человек - место, но это не всегда
так. Часто самое "место" возносит человека, определяет его значение в глазах
других, и вся его "железная воля" объясняется тем, [44] что ему, по своему
служебному положению, не так уж трудно быть "железным". Попробуй
воспротивиться этой воле - в действие будет приведен весь в его руках
находящийся аппарат, и того, кто задумал противиться, сотрут в одну минуту.
Все же Кристман был, если судить по рассказам очевидцев и документам,
натурой активной, а не кабинетным бюрократом. Его всегда влекло к активным
действиям, к операциям, и в этой связи мне вспоминается разговор с одним
человеком, хорошо знавшим дело Кристмана. Он предупреждал меня, чтобы я не
особенно увлекался описанием кристмановского садизма, так как это и без меня
всем известно, а обратил главное внимание на его оперативные качества,
поскольку Кристман был очень опытный и ловкий контрразведчик. Именно этим, а
не только садистскими наклонностями, он объяснял личное участие Кристмана
почти во всех расстрелах и повешениях: казнь ему была дорога как завершение
разработанной и осуществленной по его разработке операции, и, как истинный
творец операции, он наслаждался конечным ее результатом.
Я с этим вполне согласен, но сейчас мне до оперативных талантов
Кристмана нет никакого депа. Да и что означал этот оперативный зуд? Был
азарт сыщика, ловца, когда Кристман пытался вскрыть подпольные группы,
подпольные обкомы, райкомы, нащупать партизанских связных. Было
удовлетворение, когда во время облавы на партизан заляжешь на склоне высоты,
махнешь в кожаной перчатке рукой - и поползут по твоему взмаху солдаты, а