"Лев Владимирович Гинзбург. Бездна " - читать интересную книгу автора

помимо обслуживания Кристмана, работы не выполняет..."
Я стоял в метро и всматривался в лица поднимавшихся по эскалатору
девушек, пока не услышал над собой голос: "Вы, наверно, меня ждете?.."
Передо мной стояла высокая, сутулая и немолодая женщкна в черном пальто,
повязанная платком, в больших зимних, похожих на мужские, ботинках, и во
всем ее облике было что-то мужское, солдатское: большие, длинные руки, и
грубые, красные пальцы, и широкий, почти солдатский шаг. Мы пришли ко мне, и
та, которую я внутренне звал "Томкой", достала из сумки пачку папирос (это
были тоненькие папироски, "гвоздики", и войной повеяло от их резкого,
приторного дымка), затянулась и вот так, внутренне собравшись, уселась
поплотней на стуле, словно приготовилась давать показания... Я знал, что
Томка за свою службу у Кристмана (ведь она с зондеркомандой прошла до самой
Италии) отбыла в свое время "срок", потом была амнистирована, и конечно же
никаких дополнительных расследований ей опасаться не приходилось. Все же
Томка была начеку, ждала, может быть, подвоха с моей стороны. Я ее успокоил
как мог.
Она снова полезла в сумку, стала вынимать оттуда какие-то сложенные
вчетверо, протершиеся на сгибах бумажки, справочки, копии, и я подумал о
том, как однажды пошла наперекос ее жизнь и что возмездие для нее наступило
не столько в виде отбытого "срока", сколько в виде этих бумажек.
Человек, имеющий такие бумажки, дорожит ими, хранит в самом надежном
месте. То и дело их надо кому-то показывать, предъявлять: видите - здесь мне
ответили так, а здесь так, и все законно. Идет время, [35] человек стареет,
жизнь меняется, а бумажки все еще нужны, это его щит и его оружие, а оружие
не должно лежать без применения.
Вот в чем, между прочим, состояла расплата за те годы, которые Томка
провела вместе с Кристманом, хоть и не по своей воле, а все же провела, и за
то, что пока там, в подвале, расстреливали ее сверстников и сверстниц, она в
своей комнате на третъем этаже сидела, ждала возвращения Кристмана из
подвала, и хохотала с немцами, и ходила на кухню к повару Бруно, спрашивала,
что нынче будет на обед, и рыжий, здоровенный Фриц Голендер, шофер
душегубки, был ее задушевным приятелем. В этой душегубке, во время
отступления команды, на марше, ей приходилось не раз ночевать - "навалим,
бывало, матрацев и спим".
И вот Томка разложила передо мной пасьянсом свои справочки и начала
рассказывать. Ее история началась с той минуты, когда ее, арестованную в
облаве, доставили в кабинет к Кристману и она увидела человека очень
маленького роста, худощавого, с острым лицом и гладко зачесанными назад
волосами, "...Я сразу поняла, что это из начальства. Большой кабинет, ковер.
Стол, покрытый зеленым сукном. И он - маленький, из-за стола его почти не
видно. Здесь же, при нем, был Раабе, офицер, и его личный переводчик Литтих
Сашка. Чувствовалось, что он - начальник, потому что перед ним выклацывали
по стойке "смирно", как псы... Он посмотрел на меня и что-то сказал
переводчику, я не поняла, и меня отправили в подвал, в одиночную камеру,
совершенно без света, цементный пол, и ни досок, ни стула, к тому же вода на
полу. Кушать давали - раз в сутки [36] пол-литровая банка соевой муки,
разболтанной на сырой воде. И всё... Я просидела дней десять, и вот опять
меня вызывает Кристман. Посмотрел сальными глазами и говорит: "Видите,
таких, как вы, мы расстреливаем, но мы благородные люди, можем с вами
поступить иначе, если вы согласитесь работать с нами..." Я думаю: была не