"Томас Гиффорд. Сокровища Рейха" - читать интересную книгу автора

столика у стены, рядом с огромным вращающимся глобусом, я взял бутылку
коньяка "Наполеон", выключил повсюду свет, вышел на улицу и закрыл дверь.
"Линкольн" вновь медленно двинулся вдоль железных перил, едва видимых в
снежном вихре. Внутри "линкольна", как и прежде, стоял собачий холод. Я
остановился у флигеля под голыми, черными ветвями дуба, которые летом давали
тень. Вытащил из багажника чемодан, занес внутрь. На обтянутую сеткой
террасу навалило много снега, и при свете фар стало видно, что за флигелем
уход был хуже, чем за особняком. Повсюду лежала печать некоторого
запустения, и, войдя в комнату, вдыхая слегка затхлый воздух, я понял, чего
здесь недостает и что привлекло мое внимание в вестибюле и библиотеке. Запах
сигар - в особняке по сию пору сохранялся этот аромат.
Мебель здесь была дачная - белая и плетеная, с цветистыми подушками
сочного зеленого и желтого тонов. Флигель основательно промерз, и я положил
поленья в камин гостиной, проверил, не забит ли снегом дымоход и нет ли в
нем птичьих гнезд, разжег огонь, прислушиваясь к потрескиванию березовых и
дубовых поленьев. Потом прошел в спальню, отметил с удовлетворением, что
постель застелена, и здесь тоже разжег камин.
По мере того как становилось теплее, я ходил по дому, приоткрывая окна,
чтобы освежить воздух в комнатах. Наведался в кухню, обнаружил необходимые
съестные припасы и приготовил на газовой плите кофе в стеклянном кофейнике.
После этого раскурил трубку, набитую "Балкан собрани", и аромат кофе и
табака поплыл по дому, смешиваясь с запахом горящей древесины, изгоняя
затхлость нежилого помещения. Я налил в бокал коньяк и поднял тост за свое
возвращение.
Далеко за полночь, прихватив чашку кофе, потрепанную, с загнутыми
углами книжку Вудхауза "Замок Блэндинга", которая лет сорок пролежала в
книжном шкафу, коньяк и трубку, я прошел в спальню. Лег в кровать, навалив
под спину гору подушек, и натянул одеяло до самого подбородка. Рядом тускло
горела настольная лампа, а по стенам и потолку метались тени от
потрескивающего огня в камине. Я читал, прислушиваясь к гудению ветра,
потягивая кофе с коньяком, курил трубку и испытывал такое же чувство
уверенности и безопасности, как когда-то в далеком детстве.
Меня уже не беспокоило, где сейчас Сирил, не мучили мысли о человеке в
дубленке. "Все образуется, - думал я, - утро вечера мудренее, утром все
выяснится".
Почувствовав изнеможение, я выключил лампу и заснул глубоко, без
сновидений.


7

В то утро я чувствовал себя прекрасно, ощущая легкость и свежесть после
хорошего отдыха. Голова, правда, слегка побаливала. Постояв минуту-другую
возле камина и понаблюдав за тлеющими углями, я надел теплое белье, достал
из шкафа носки, натянул вельветовые брюки, сапоги для верховой езды с
высокой шнуровкой, чистый, без следов крови, свитер и вышел на крыльцо.
Морозный воздух вызвал поток воспоминаний. Неестественно белесое небо
сливалось с ландшафтом, и их разделяла лишь тонкая цепочка елей где-то
вдалеке, как на абстрактной картине. Тишина стояла мертвая, ни единого
звука, кроме свиста ветра, ни единого движения, только летящая по насту