"Томас Гиффорд. Сокровища Рейха" - читать интересную книгу автора

близкого друга моего отца, хотя он и был намного старше его, Артур оповестил
меня не только о смерти деда, но и о гибели моего отца, матери и маленькой
сестренки Ли.
В свое время он, используя личные связи в Гарвардском университете,
устроил туда отца, а позже помог ему поступить на службу в Королевские
военно-воздушные силы Англии. Я тоже попал в Гарвард не без его содействия.
И сам же Артур Бреннер заметил после кончины Остина Купера, что теперь
наконец-то репутация нашей семьи восстановлена. Пройдут годы, сказал он, и
принадлежность деда к нацизму забудется, сотрется из памяти людей и героизм
отца, семья рассеется по свету и Куперс-Фолс останется лишь точкой на карте,
без всяких ассоциаций с нашей фамилией.
Время подходило к полудню, я ехал дальше и дальше на север, приближаясь
к дому. Солнце скрылось, небо стало серым - цвета моих замшевых перчаток. По
радио передали, что на Дакоту и западные районы Миннесоты надвигается
снежная буря. Дорога на север пролегала вдоль реки - естественной границы
между Висконсином и Миннесотой. Начинало темнеть. Тепло ощутимо уходило из
кабины, и я перевел рычаг отопления на более интенсивный режим, но это не
помогло. Остановился заправиться. Механик, по всей видимости, никогда прежде
не занимавшийся ремонтом "линкольнов", не сумел найти причину поломки
отопительной системы.
Я опять выехал на автостраду, которая здесь сужалась до двух полос. Она
тянулась сквозь густой ельник, подступавший почти к самой обочине. Я вновь
подумал о человеке в дубленке, гадая, нет ли какой связи между двумя
довольно странными событиями - телеграммой Сирила из Буэнос-Айреса и
покушением на мою жизнь на завьюженной дороге в Висконсине. Да нет, ерунда.
Наверняка я стал жертвой ошибки, нелепого совпадения, и только. Подобные
акты насилия просто необъяснимы, когда вы начинаете анализировать их и
приходите к выводу, что причину невозможно понять.
Приближаясь к городу, надо было сворачивать на местное шоссе,
асфальтированное, но узкое и совсем не освещенное. Ночь была безлунная, на
небе - ни одной звезды, дорога пустынна. Я выключил радио. Оставалось
проехать еще сорок миль, как вдруг вентиляторы совсем перестали работать.
Тепло в салон не поступало, а то, что еще оставалось, быстро выветривалось.
Я остановился, достал с заднего сиденья свою дубленку и с трудом натянул ее,
не вылезая из кабины, боясь попасть под секущий ледяной ветер. Снежные вихри
гнало по намерзшей поверх асфальта корке снега. Ощущение было такое, будто
машину стремительно окутывал густой туман.
Я снова двинулся в путь. В "линкольне" становилось все холоднее и
холоднее. У меня замерзли руки - вначале закоченели, потом вовсе потеряли
чувствительность. Я пробовал согреть ноги, топая о пол кабины. Дыхание инеем
оседало на усах, нос замерз.
Минуя знакомые повороты, я знал, что ехать оставалось еще миль
двадцать. Снова включил радио. Передавали, что температура очень низкая, что
снежная буря надвигается и в Дулуте уже минус двадцать пять.
"Машина хочет прикончить меня", - подумал я. Вероятно, "линкольн",
который вел себя так необычно, решил довершить то, чего не удалось тому
бандиту в дубленке. Проклятие, что же все-таки случилось с отоплением? Я
уставился на эмблему на капоте, будто надеясь, что каким-то чудом эта
хромированная фигурка поможет машине пробиться сквозь стылую ночную тьму.
Но вот, находясь на грани отчаяния, я сделал последний поворот среди