"Герман Гессе. Краткое жизнеописание" - читать интересную книгу автора

осквернителем отечественных святынь. Однако теперь мне удается уже в течение
многолетнего срока не делать никаких высказываний, от которых святыни
оказываются осквернены и люди краснеют от бешенства. Я усматриваю в этом
прогресс.
Поскольку, согласно вышесказанному, так называемая действительность не
имеет для меня особенно большого значения, поскольку прошедшее часто
предстает передо мной живым, словно настоящее, а настоящее отходит в
бесконечную даль, постольку я равным образом не могу отделить будущего от
прошедшего так отчетливо, как это обычно делается. Очень важной частью
существа моего я живу в будущем, а потому не имею надобности кончать мое
жизнеописание сегодняшним днем, но волен преспокойно позволить ему
продолжаться далее.
Я хочу вкратце рассказать, как жизнь моя завершает свое круговращение.
Вплоть до 1930 года я еще написал несколько книг, чтобы затем навсегда
отвернуться от этого ремесла. Вопрос, должен ли я быть причислен к поэтам в
истинном значении этого слова, составил для двух молодых трудолюбцев тему их
диссертаций, однако остался нерешенным. А именно: тщательный анализ новейшей
литературы заставил констатировать, что субстанция, делающая поэта поэтом,
появляется ныне только в чрезвычайно разбавленном виде, так что различие
между поэтом и литератором уже не может быть уловлено. Из этой объективной
констатации оба соискателя ученой степени сделали противоположные выводы.
Один из них, более симпатичный молодой человек, держался мнения, что столь
комически разбавленная поэзия вовсе перестает быть поэзией и, коль скоро
просто литература не имеет права на жизнь, остается предоставить то, что
сегодня называется творчеством, его тихой кончине. Однако другой был
безоговорочным почитателем поэзии, даже в ее разбавленном состоянии, а
потому полагал, что лучше из осторожности признать сотню поддельных поэтов,
чем нанести обиду хоть одному, в ком, может статься, все еще есть хоть капля
подлинно парнасской крови.
Занят я был предположительно живописью и китайскими магическими
упражнениями, однако год от года все более и более обращался к области
музыки. Честолюбие моих поздних лет сосредоточилось на том, чтобы написать
оперу особого рода, где человеческая жизнь в качестве так называемой
действительности не слишком принималась бы всерьез и даже служила предметом
осмеяния, но в то же время сияла бы, как подобие, как текучее одеяние
божества. Магическое восприятие жизни всегда было для меня близким, я
никогда не был "современным человеком" и неизменно почитал "Золотой горшок"
Гофмана или даже "Генриха фон Офтердингена" за учебники более полезные,
нежели все на свете изложения мировой и естественной истории (вернее же
сказать, я и в последних, поскольку читал их, всегда усматривал
восхитительные баснословия). Теперь же для меня начался тот жизненный
период, когда больше не имеет смысла и далее строить и дифференцировать свою
готовую и сверх нужды дифференцированную личность, когда вместо этого
является новая задача - дать пресловутому "я" снова раствориться в мировом
целом и пред лицом бренности включить себя в вечный и вневременной
распорядок.
Выразить эти мысли или настроения казалось мне возможным при посредстве
сказки, причем высшую форму сказки я усматривал в опере - потому, надо
полагать, что магии слова в пределах нашего оскверненного и умирающего языка
я уже не доверял, между тем как музыка все еще представлялась мне живым