"Герман Гессе. Краткое жизнеописание" - читать интересную книгу автора

к наличным на сегодняшний день протестантским вероисповеданиям). Ибо
истинный протестант обороняется и против собственной церкви, как против всех
других, ибо его суть принуждает его стоять больше за становление, нежели за
бытие. И в этом смысле, пожалуй, Будда тоже был протестантом.
Вера в мое писательство и в смысл моей литературной работы со времен
вышеописанного душевного перелома потеряла во мне, стало быть, всякую опору.
Писанина не доставляла мне больше настоящей радости. Однако без радости
человек жить не может, и я в самые черные дни не переставал ее домогаться. Я
способен был отказаться от справедливости, от разума, от смысла жизни и
мироздания, я видел, что мироздание отлично обходится без всех этих
абстракций, но от малой радости я не мог отказаться, и стремление к этим
крохам радости было одним из тех живых огоньков внутри меня, в которые я еще
верил и из которых замышлял заново построить мир. Нередко искал я свою
радость, свою грезу, свое забвение в бутылке вина, и весьма часто она мне
помогала, я воздаю ей хвалу за это. Но ее было недостаточно. И пришел день,
и я открыл для себя совсем новую радость. Внезапно, дойдя уже до сорока лет,
я начал заниматься живописью. Не то чтобы я почитал себя за живописца или
желал стать таковым, но живопись - чудесное времяпрепровождение, она делает
тебя веселее и терпеливее. После нее у тебя пальцы не черные, как после
писания, но красные и синие. И это мое занятие злит многих моих друзей. Что
делать - всякий раз, стоит мне начать что-нибудь необходимое, блаженное и
прелестное, люди хмурят врови. Им хотелось бы, чтобы ты оставался таким,
каким ты был, чтобы ты не изменял своего лица. Но мое лицо сопротивляется,
оно хочет вновь и вновь меняться - это его потребность.
Другой упрек, который мне делают, представляется мне самому очень
верным. Мне отказывают в чувстве действительности. Этой действительности-де
не отвечают ни книги, которые я сочиняю, ни картинки, которые я пишу. Когда
я сочиняю, я по большей части выкидываю из головы все требования, которые
образованный читатель привык предъявлять уважающей себя книге, и прежде
всего у меня впрямь отсутствует почтение к действительности. Я нахожу, что
действительность есть то, о чем надо меньше всего хлопотать, ибо она и так
не преминет присутствовать с присущей ей настырностью, между тем как вещи
более прекрасные и более нужные требуют нашего внимания и попечения.
Действительность есть то, чем ни при каких обстоятельствах не следует
удовлетворяться, чего ни при каких обстоятельствах не следует обожествлять и
почитать, ибо она являет собой случайное, то есть отброс жизни. Ее, эту
скудную, неизменно разочаровывающую и безрадостную действительность, нельзя
изменить никаким иным способом, кроме как отрицая ее и показывая ей, что мы
сильнее, чем она.
В моих книгах зачастую не обнаруживается общепринятого респекта перед
действительностью, а когда я занимаюсь живописью, у деревьев есть лица,
домики смеются, или пляшут, или плачут, но вот какое дерево - груша, а
какое - каштан, не часто удается распознать. Этот упрек я принимаю. Должен
сознаться, что и собственная моя жизнь весьма часто предстает предо мною
точь-в-точь как сказка, по временам я вижу и ощущаю внешний мир в таком
согласии, в таком созвучии с моей душой, которое могу назвать только
магическим.
Иногда мне все еще случалось не удержаться от дурачеств, например я
сделал некое безобидное замечание об известном поэте Шиллере, за которое все
южногерманские клубы игроков в кегли незамедлительно объявили меня