"Герман Гессе. Краткое жизнеописание" - читать интересную книгу автора

стало сомнительным, все потеряло цену, оставалось только одно: что я намерен
стать поэтом, легко это или трудно, смешно или почетно. Внешние результаты
этого решения - или этого несчастья - были следующими.
Когда мне исполнилось тринадцать лет и вышеозначенный конфликт только
начался, поведение в родительском доме и в стенах школы оставляло желать
столь многого, что меня отправили в изгнание в иногороднюю школу. Годом
позднее я стал питомцем одной теологической семинарии, учился выписывать
буквы древнееврейского алфавита и уже готовился узнать что есть "дагеш форте
имплицитум", как вдруг внутри меня разразились бури, которые привели к моему
бегству из монастырской школы, к наказанию строгим карцером, к прощанию с
семинарией.
Некоторое время я силился продвинуть вперед мои знания в одной
гимназии, однако и здесь скоро все окончилось карцером и расставанием. Затем
я три дня пробыл учеником в торговом доме, снова сбежал и пропал на
несколько дней и ночей, к немалой тревоге моих родителей. В течение полугода
я был помощником моего отца, в течение полутора лет я работал ктикантом в
механической мастерской и на фабрике башенных часов.
Короче говоря, более четырех лет все попытки сделать из меня что-нибудь
путное кончались неукоснительным провалом, ни одна школа не хотела удержать
меня в своих стенах, ни в какой выучке я не мог протянуть сколько-нибудь
долго. Любая попытка сделать из меня общественно полезного человека
оканчивалась неудачей, иногда позором и скандалом, иногда бегством и
изгнанием - а между тем за мной признавали хорошие способности и даже
известную меру доброй воли! Притом я всегда был довольно трудолюбив; к
высокой добродетели ничегонеделания я неизменно относился с почтительным
восхищением, но никогда не усвоил ее сам. В пятнадцать лет, потерпев неудачу
в школе, я принялся сознательно и энергично работать над самообразованием, и
для меня было радостью и блаженством, что в доме моего отца обреталась
огромная дедовская библиотека, целый зал, наполненный старыми книгами и
содержавший, в частности, всю немецкую литературу и философию восемнадцатого
столетия. Между шестнадцатым и двадцатым годами я не только исписал кучу
бумаги своими первыми литературными опытами, но и прочел за эти годы
половину всей мировой литературы и занимался историей искусства, языками и
философией с таким усердием, которого за глаза хватило бы для занятий по
обычному школьному курсу.
Затем я сделался книготорговцем, чтобы наконец-то самому зарабатывать
свой хлеб. С книгами у меня были отношения, во всяком случае, лучше, нежели
с коленчатым валом и литыми зубчатыми колесами, с которыми я всласть
намаялся на поприще механика. Плавать и утопать в море книжных новинок было
поначалу удовольствием, почти опьянением. Однако прошло время, и я приметил,
что жить духом только в настоящем, в новом и новейшем - непереносимо и
бессмысленно, что духовная жизнь вообще делается возможной только через
постоянную связь с былым, с историей, со стариной и с древностью. А посему,
как только первое удовольствие было исчерпано, для меня стало потребностью
вернуться от потока новинок к старине, и я осуществил это, перейдя из
книжной лавки в лавку букиниста. Однако я сохранял верность и этой профессии
лишь до тех пор, покуда она была мне нужна, чтобы прокормиться. В возрасте
двадцати шести лет, после первого литературного успеха, я отказался от этого
занятия.
Теперь, после стольких усилий и жертв, цель моя была, стало быть,